) Здесь так сыро, мрачно, гадко. А я так скучаю по солнцу. (
Раздается повторный звонок — Ксения тут же находит телефон, вскрикивает от счастья.) Вот он! (
Порывисто подносит телефон к лицу.) Да, мое солнце! Как ты, любимый? Я чувствую, ты совсем рядом…
(Мрак сгущается, высвечивается только Ксения, замершая с телефоном. Алек и Гера уходят со сцены.)
У меня все хорошо. Кажется, мне удалось усыпить их бдительность… Нет, Алек тоже ни о чем не догадывается. Туман был мне на руку. Туман — мой союзник… Давай еще перенесем день операции? Ради меня, а?… Нет-нет, я категорически против того, чтоб это делать здесь и сейчас! Послушай, Вадик, это же старый центр города, тут полно народу, хотя уже почти одиннадцать ночи… Что, уже полночь? Коварный туман, он скрадывает не только лица и чувства, но и время. Мое время быть с тобой… А я говорю, ты еще успеешь разделаться с ними. Правда. Поверь моему опыту. А пока… Езжай-ка ты в Сумск. Да, в Сумск! В сравнении с Большовском это маленький город, если что, если и проводить операцию, то, несомненно, это лучше сделать в Сумске. Жертв будет значительно меньше, чем здесь, а резонанс такой же… Почему именно Сумск, а не Панск или Рыльск? Не знаю, просто пришло в голову… Ну, хотя бы потому, что под Сумском живут мои дальние родственники, они с радостью примут тебя. Выезжай сегодня же, а я следом. Закончу здесь все дела, и в тот же день выеду к тебе, любимый. Прощай, встретимся в Сумске…
(Свет гаснет. Затемнение.)
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Пять месяцев спустя
Свет загорается. День. Диапозитив с изображением поля, разбитого на дачные участки. 20-е числа марта. Посреди поля волочится извилистая, пестрящая рытвинами и ухабами проселочная дорога. Пасмурное весеннее солнце в серой холодной дымке. Дачи выглядят сиротливо и заброшено; на крышах домиков, в садах и на черно-бурых лоскутах земли упрямо лежит ноздреватый грязный снег. Пронзительное ощущение одиночества, пустоты и покинутости. Гера управляет диваном-мотовездеходом. Повернувшись спиной вперед, рядом устроился Алек. Что есть мочи, куражась, он кричит убегающей вдаль дороге.
Алек. Прощай, Большовск! Прощай, город-монстр! В тебя мы теперь не скоро не вернемся. (Повернувшись к Гере, смеется.) Какой-то бред, Гера: мы проторчали в Большовске почти пять месяцев, а города, считай, не видели. Но я рад, знаешь, я чертовски рад, что мы уехали.
Гера. Выходит, мы поторопились? Позорно валим из Большовска, в то время как Немая сидит преспокойненько в каком-нибудь баре, где мы с тобой так и не были, цедит мартини и прикалывается над нами. Тьфу!
