Увидев, как в дверь просунулась рыжая шевелюра, Лиза отвернулась, чтобы скрыть гримасу отвращения. Господин Вэнс перехватил это ее движение и усмехнулся.
— Почему не в зале? — задал он вопрос, улыбаясь одними губами, в то время как его глаза продолжали буравить ее насквозь.
— У хозяина спросите, — буркнула Лиза.
— Спрашивал, — кивнул Вэнс, — он сказал, что тебе нездоровится и что ты сегодня не принимаешь.
— Так в чем же дело? — холодно поинтересовалась Лиза. — Зачем тогда вы пришли?
Вэнс, не обращая внимания на ее тон, прошел в комнату, плотно притворив за собой дверь.
— Так даже лучше, — сказал он, — поговорим о деле, ни на что не отвлекаясь.
— У нас с вами не может быть никаких дел, — угрюмо пробормотала Лиза.
После сегодняшней бессонной ночи она устала, болела голова, ей хотелось лечь, затянуться папиросой и грезить о Борисе, как будто не было двух лет мучений и страха, как будто она мечтала о нем там, в прошлой жизни, девчонкой… И вот он пришел как по волшебству. Ей хотелось перенестись еще раз в мечтах в те счастливые мгновения, когда они были вместе ночью.
Лиза открыла глаза и с ненавистью посмотрела на господина Вэнса.
— Хочешь, я расскажу тебе, чем ты кончишь? — Он спросил это вкрадчиво, но мягкость в его голосе была подобна мягкости кошки, которая на секунду отпустила пойманную мышь, чтобы поиграть.
— Не хочу. — Лиза пожала плечами и отвернулась.
Но господин Вэнс сделал вид, что не слышал пренебрежительного ответа.
— Ты перекуришься гашиша, станешь законченной наркоманкой, и хозяин выставит тебя на улицу. Если, конечно, до этого не помрешь сама.
Лиза улыбнулась и села на узкой кушетке, подобрав под себя ноги.
— Либо кто-нибудь заразит тебя сифилисом, и хозяин опять-таки выгонит тебя на улицу.
Она по-прежнему смотрела на него с загадочной полуулыбкой, только чуть вздрагивали опущенные длинные ресницы.
— Либо тебя зарежет пьяный матрос, — жестко продолжал Вэнс, прохаживаясь по комнате от двери к столику.
— Как зарезали вчера ночью Исмаил-бея? — проворковала она.
Вэнс споткнулся о невидимый порог, потом повернулся и посмотрел пристально на Лизу.
— Приблизительно так. — Он сел напротив на низенький стульчик, продолжая внимательно изучать девушку.
Сегодня она выглядела не так, как всегда, — очевидно, потому, что не было ни румян, ни ярко накрашенных губ. Оттого, что видно было только чистое лицо, которое не было еще отмечено печатью порока, сразу стала понятна неуместность ее в этом дешевом борделе.
