— Понятно, что если им удастся добиться от стран Антанты сохранения оккупационных войск, нам намного труднее будет выполнить наш священный долг — добиться возвращения Аджарии в лоно Османской империи.
— Каковы же ваши предложения? — снова подал голос нетерпеливый худощавый брюнет.
— Мое предложение, уважаемый Басри-бей, — продолжал голос из темноты, — заключается в следующем… — говоривший встал, каким-то образом оставаясь в тени, и мягкой, скользящей походкой пересек комнату, оказавшись за креслом Басри-бея, — заключается в следующем, — повторил он и вдруг молниеносным движением захлестнул шею Басри-бея тонким шелковым шнурком.
Басри-бей попробовал вскочить, но тело его только судорожно напряглось, глаза вылезли из орбит, и лицо стало багрово-синим. Он захрипел и обмяк в кресле. Человек в тени аккуратно снял шнурок с его шеи и спокойно пояснил:
— Нам стало достоверно известно, что Басри-бей симпатизирует… вернее, симпатизировал сторонникам политических уступок, проповедовал пораженческие настроения. Более того, имеются сильные подозрения, что Басри-бей искал контакты с англичанами. Он был недостоин называться подлинным турком, а следовательно, недостоин жить. От таких пораженческих настроений один шаг до прямого предательства, и кто знает — возможно, он его уже совершил. Таким образом, мы никак не могли обсуждать при нем наши планы. А планы наши таковы… — Человек в тени поправил булавку на галстуке и, видимо, укололся. — Шейс-с… — злобно прошипел он так, как шипит потревоженная змея.
Участники совещания в полном молчании внимательно выслушали его план действий. Никаких возражений не последовало — убедительнее всяких доводов рассудка действовало на присутствующих молчание одного из них — худощавого темноволосого Басри-бея, неподвижно лежавшего в глубоком низком кресле.
У Лизы бывали такие гости, которых она терпела, такие гости, которых она терпела с трудом, и такие, которых она терпеть не могла, но все равно приходилось — в ее положении не покапризничаешь.
Господина Вэнса она терпеть не могла. Он был ей так отвратителен, что после его ухода она долго-долго отмывалась и долго-долго проветривала свою комнату, чтобы избавиться от его запаха — сладковатого, парфюмерного, отталкивающего… Господин Вэнс казался ей похожим на паука-тарантула — маленький, ядовитый, очень опасный.
Никто не знал, какого он происхождения, вероисповедания и национальности. Рыжий, веснушчатый, с узкими блекло-голубыми глазами, он мог быть и англичанином, и турком, и немцем, и евреем… Его бледная, несмотря на жизнь под южным солнцем, кожа была покрыта густыми рыжими волосами — они выбивались из-под манжет рубашки, покрывали его шею, густо росли на груди… Одевался он претенциозно — роскошные вышитые жилеты, яркие шелковые галстуки с бриллиантовыми заколками.
