— Братцы, — пожалобнее начал Борис, — может, вы меня… того…
— Ты это брось, контра, — вступил в разговор второй солдат, до сих пор хранивший молчание. — Вишь, на жалость берет! Велено в штаб, значит, в штаб и поведем!
— А я бы… на водку вам… и по-человечески, земляки все ж таки… Карасей мальчишками вместе ловили…
— А сколько бы, допустим, ты нам на водку? — задумчиво проговорил «земляк».
— Да хоть бы сто рублей, — наудачу предложил Борис.
— Сто рублей — это хорошо… а то ведь правда в штабе шлепнут его без всяких разговоров… и земляки опять же…
Борис скосил глаза на небо: к луне подбиралась большая туча.
— Вот они, сто рубликов-то, — протянул он солдату деньги.
— Сто рублей — это хорошо… только комиссар-то нам… — начал раздумчиво «земляк», для верности спрятав деньги.
В это время туча наползла на щербатый диск луны, и Борис, не дожидаясь, пока размышления солдата придут в последнюю, явно неблагоприятную фазу, сложился пополам и резко нырнул в пшеницу.
— Стой, земляк! — недовольно окликнул его солдат и сдернул с плеча винтовку.
— Черт тебе земляк, — пробурчал Борис себе под нос, зигзагами улепетывая в хлеба.
— Стой, дура, я же тебя не трону! — истошно вопил солдат.
Борис бежал согнувшись, ожидая выстрелов. Пшеница предательски шуршала, обозначая его передвижение. Звук этот казался Борису непомерно громким.
— Стой же, контра проклятая! — Оба солдата начали палить по хлебам, но в сгустившейся темноте это было совершенно безнадежно.
Борис проснулся и долго лежал, глядя в ночное звездное небо, вспоминая наяву, что случилось дальше. Солдаты, постреляв, ушли, переругиваясь, а Борис, отлежавшись, потихоньку пошел прямо по полю в том направлении, куда уехала телега. Версты через полторы он отважился выйти на дорогу, а к рассвету вдали показались дома и железнодорожная станция.
— Какое село? — спросил он у мальчишки, что гнал в поле четырех коров.
— Отрадное, — бросил тот не оглянувшись.
У Бориса отлегло от сердца — Отрадное было уже на Украине.
Хозяин гостиницы «Париж» Ипполит Кастелаки был вдов, немолод и неизлечимо болен. Дела в гостинице шли плохо, хоть Феодосия и набита была приезжими. Но платили они неаккуратно, ломали мебель и рвали и без того дырявые простыни, а некоторые вообще норовили съехать, не заплатив. В этот вечер Кастелаки долго подсчитывал убытки и вздыхал сам себе. В комнате была страшная жара, потому что он боялся раскрыть окно, чтобы не влезли и не украли кассу.
Наконец хозяин гостиницы закрыл учетную книгу, убрал в потайное место тонкую пачку денег, горестно пожевав над ней губами, и разделся до кальсон. Напоследок он приоткрыл дверь и прислушался. Была глубокая ночь, все постояльцы гостиницы «Париж» давно спали. Кастелаки с облегчением запер дверь в свою комнату и сел на кровать, скрипнув пружинами. Не глядя протянул руку, взял с комода графин с несвежей третьегоднишней водой и растворил в стакане порошок, что дал ему аптекарь Гринбаум. Порошок якобы помогал от печени. Кастелаки выпил лекарство поморщившись, привычно ругнув Гринбаума, погасил лампу и долго еще сидел на кровати, почесываясь и вздыхая. Наконец его сморил тяжелый сон — не иначе Гринбаум подмешивал в порошок снотворное.
