– Ну, как ты спал? – спросил Колен.
– Недурно. А ты? – ответил Николя, не надевший в это утро шоферской одежды.
Хлоя зевнула и придвинула к себе кувшин с каперсовым сиропом.
– Из окна так дуло, что я не могла уснуть.
– Разве оно не затянулось стеклом? – спросил Николя.
– Не совсем. Родничок пока не зарос, и сквозь него садил ветер. Утром у меня заложило грудь, она набилась снегом…
– Это просто ужасно, – сказал Николя. – Ну, я их обматерю самым строгим образом. Так мы сейчас едем дальше?
– Нет, после обеда, – ответил Колен.
– Надо будет снова надеть шоферский костюм.
– О, Николя! – пригрозил ему Колен. – Если будешь продолжать в таком духе, я тебя…
– Хорошо, – перебил его Николя, – но только не сейчас.
Он залпом выпил кружку сиропа и доел бутерброд.
– Загляну-ка я на кухню, – сообщил он, поднимаясь из-за стола и с помощью карманной дрели поправляя узел на галстуке. Он вышел из комнаты, и звуки его шагов постепенно затихали, видимо, в направлении кухни.
– А мы что будем делать, милая моя Хлоя?
– Целоваться.
– Это уж точно! А потом?
– Потом? Этого я не могу произнести вслух.
– Ясно. Ну а еще потом?
– Потом уже пора будет обедать. Обними меня. Мне холодно. Этот снег…
Солнце лилось в комнату золотистыми волнами.
– Здесь не холодно, – сказал Колен.
– Да, – согласилась Хлоя, прижимаясь к нему. – Но мне холодно… А еще потом я напишу письмо Ализе.
Улица была из конца в конец запружена народом. Все яростно толкались, пытаясь прорваться в зал, где Жан-Соль должен был прочитать свою лекцию.
Люди прибегали к самым изощренным уловкам, чтобы обмануть бдительных экспертов-искусствоведов, поставленных для проверки подлинности пригласительных билетов, поскольку в продажу были пущены десятки тысяч подделок.
Кое-кто приезжал на катафалках, но полицейские протыкали гробы длинными стальными пиками, навеки пригвождая ловчил к дубовым доскам, и тогда те и вправду давали дуба, что, к слову сказать, представляло известные удобства, так как новопреставленные оказывались уже упакованными для похорон. Данная операция приносила ущерб только истинным покойникам, потому что от нее страдали их саваны. Многие почитатели Жан-Соля сигали на парашютах со специальных самолетов (в аэропорту Бурже[43] шла форменная драка, чтобы попасть на такой самолет) и становились мишенями для пожарников, которые струей из брандспойта загоняли смельчаков прямо на сцену, где и топили их, как котят. Находились и такие, что пытались проникнуть в здание по трубам для нечистот. Но стоило им ухватиться пальцами за края канализационных колодцев, чтобы выбраться наружу, как их били подкованными каблуками по суставам, а дальнейшее было уже делом крыс. Но ничто не могло умерить пыл одержимых поклонников лектора. Однако надо признаться: вовсе не те, что тонули, а другие упорствовали в своих отчаянных попытках проникнуть в зал, и тысячеголосый рокот толпы не угасал, а, напротив, поднимался к зениту, распространяясь по поднебесью раскатистым пещерным гулом.
