– Ты охренел, Саша. Куда тут слово вставить?
Сева очень редко заставал Сашу в таком состоянии, когда вся его подавляющая жизненная энергия устремлялась не по морде, а в суждения о человеке. Было даже непонятно, откуда в этом неинтеллигентном человеке такие тонкие и точные представления о подлинности. Где учат такому материалу? Саше, чей папа был капитаном рыболовецкого судна в Волгодонском порту, – было дано.
Они выпили.
– Рад я тебя видеть, братик. Охренительно, что ты приехал.
– И я тебя очень рад… да…
– Что там за люди вокруг?
– Меня сначала подселили к аспиранту, причем уже работающему где-то. Сам парень такой солидный, с портфелем, комната у него – как квартира: все чисто, коврик на полу, занавесочки. Я – знакомиться, а он уже на такой стадии, когда познакомиться – это запросто, а говорить ему с тобой не о чем. Я через некоторое время понимаю, что даже соседи по секции не знают, как его зовут, – а он там живет пять лет. И он знать никого не хочет и меня знать, в общем, тоже не хочет. Не, не грубит, все очень вежливо, но чувствуешь, что там не то что интереса нет к тому, что ты за человек, о чем, скажем, задумался осенним вечером, а ты вообще для него не существуешь. Мы с ним только иногда хозяйственные вопросы обсуждали. Например, когда мы с тобой же тогда пьяные съели его кабачки. А еще он постоянно что-то писал. У него в такой твердой папочке с зажимом сверху были заложены белые листы, и он туда писал остро отточенным карандашом. Чего писал, спрашивать бесполезно. Однажды он ушел, оставил эту папку открытой на столе. Я подошел и прочитал абзац. Там, Саша, была – как это? – авторская классификация «сучек», баб то есть. Одни, мол, мокрощелые сучки, которые хотят унижений – и мужчина обязан им это дать, другие что-то там… И вот такого деловитого говна – без числа. И я понял, какой ад у него в башке. И учился он, видимо, затем, чтобы этот ад пестовать, классифицировать, украшать и прорабатывать. Умный человек, он ежедневно занимается выращиванием своей злобы, сидит и подбирает слова ненависти – и ко мне в том числе, и к любому. Я его после не беспокоил совсем. Но меня перевели на самый верхний этаж, куда обычно селили новичков и людей запущенных. Меня подселили к новичкам. Они уже что-то обо мне слыхали и были как-то насторожены. Один мне так и говорил, когда я появился на пороге: «А-а, я хочу нормально жить! Нормально учиться!» Ну, думаю, хорошее начало… Выпьем.
