И оно действительно было. Первый шаг моего путешествия был сделан именно тогда. Оно было не в Питер, оно было – к тебе, любовь моя.
Из того темного месяца я вышел с мыслью о тебе, с ощущением твоего присутствия в мире. Это ощущение было пока слабым, неустойчивым, но оно уже спасало меня. Я вышел из этого черного месяца с чувством, что ты где-то рядом, что я узнаю тебя, когда увижу, и что ты меня узнаешь. Что тебя будет более невозможно пропустить. Это было ощущение, что есть какой-то путь к тебе, – и не было никаких сомнений в том, что я хочу им идти, что я не могу им не идти.
Нет, это все были поначалу очень слабые мысли, да и сам я уже осенью за кем-то волокся, расставлял сети, искал вечеринок с возможными последствиями.
А сейчас мне светло и спокойно. Я хорошо представляю нашу встречу. Я тебя угадаю, как только в тебе проскользнет специально доверенная мне минута слабости, уязвимости в этом унизительном неразделенном существовании. В обычное время ты можешь кричать об этом на всех углах – на тебя будут смотреть остекленевшими глазами, в которых сдерживает себя досада, либо же на тебя будут показывать пальцем, как на сумасшедшую. А на меня ты только взгляни – и я твой, я сразу тебя подхвачу, продолжу твою мысль. Потому что никто этого не чувствует, всем как-то комфортно, их не проберешь вот этой умозрительной проблемой, а я живу с ощущением, что ращу себя на убой. Что меня научили читать в эпоху, когда все разучились писать. Что я понимаю блеск глаз – тогда, когда люди отчаялись донести даже то, что они – люди. Это по-своему трагичный дар, любовь моя, – но мне ли жаловаться? Способность видеть тебя, прозревать тебя, быть уверенным в твоем присутствии в атмосфере, в женском лице, в твоей неизбежности – ну ничего, можно пострадать за это из-за излишне тонкой душевной организации.
Мне хочется забиться в нору. Это ощущение, когда любое выражение себя как бы греховно – ложно и раздражает. Ощущение, что твой случайный жест тут же начинает жить своей жизнью, начинает тебе объяснять, что нужно делать дальше. И со словами то же самое. Ты их не умеешь толком подобрать, но они тут же хватают тебя за руку – мол, куда дергаемся, мы уже приехали: сейчас будем отвечать за сказанное. Это какая-то разводка. Собственное асимметричное лицо в зеркале – как подтверждение всех подозрений. Хочется забиться в норку. Пусть во мне идут процессы гниения, брожения и творчества, пусть меня немного пополощет чистый поток времени – я хочу все это чувствовать. Рожа в зеркале отвлекает. Это – грубая суровая действительность. Все остальные грубости неудивительны и заведомо вторичны. Если выдержишь это – все выдержишь. Если выдержишь это, есть шанс, что даже дебаты в Думе обретут смысл. Потому что сбегают от себя и от жизни обычно именно здесь, перед зеркалом. А я никуда не сбегу, я верю, что ты, любовь моя, научишь меня видеть мир так, чтобы никогда не быть взаперти.
