– Я люблю тебя, слышишь?
А папа как-то кисло кивнул, а когда они вышли и стали ловить такси, вдруг спросил, есть ли у Лизы дома тест на беременность. Лиза фыркнула: для кого? А папа: Цапуль, по-моему, похоже. И реально испортил ей этим обратный путь, который чуть не весь ушел на загибание пальцев, заглядывание в зеркальце, отражавшее ее в меру хмельное, в меру испуганное лицо, да, с припухлостями под глазами, но ведь это от вечного пересиживания за компом – и снова сгибала пальцы: с Каном это было в самом конце апреля, только Кан тут при чем? или это Саня при чем? – дожили, прижили, скажет мама, а от кого, и не знаем. И чтобы как-то себя унять, вообразила, что стоит с младенцем у Юшеньки на пороге – его взмокшую от испуга лысину, вспотевшие стекла очков. Это было так глупо и так прикольно.
А папа в этот момент вполоборота к ней повернулся и как о чем-то неважном сказал: кстати, знаешь, на той фотографии, ну, с кусками асфальта – на ней не Тимур. И отвернулся, чтобы показать водителю, как к ним лучше проехать… А Лиза:
– Как не Тимур? Ты уверен?
И папа, кивая затылком:
– Уверен, и Эля тоже.
– Какая Эля?
И папа, даже не повернувшись:
– Мама Тимура. Нам точно не надо в аптеку?
Ого, подумала Лиза, теперь и мама Тимура с нами, теперь мы все вместе, кучненько этак, по-шведски! И чтобы не фыркнуть: с Элей Орловой тебе надо было в аптеку! – вынула из кармана мобильный и написала Ю-Ю: тайна? священна? с этого места, плз, поподробней.
Отправила, пожалела. Но уж такой был сегодня дурацкий день. Викентий всю дорогу из сада ныл про то, что Дашечка с ним не хотела играть, это Федор подговорил и ее, и других ребят. И сколько дед его ни расспрашивал: но почему, была же, наверно, причина? – ребеныш не слышал, спотыкался о каждый камешек, по-щеночьи скулил, а потом опять взахлеб вспоминал: и еще прогнал, когда сели играть в развивающее лото, и еще оттолкнул, когда они с Дашечкой начали строить дом для Губки Боба и Патрика Стара… И только когда дедуля пожал около их подъезда Викешке руку, а Лизе осторожно и виновато ткнулся губами в висок и устало-сутуло двинулся вдоль постриженного газона – надо же, вот уже и косилкой прошлись, значит, лето! – ребеныш вздохнул и прихлопнул нашивку на свитере, который дедуля с бабулей ему привезли из последней поездки:
– Федя говорит, это – подлый америкосский флаг.
И сколько Лиза ни объясняла, что флаг хорватский, а если бы даже американский, правильно говорить «американский» – кто сделал его любимый мультик, а самые классные на свете штаны? – Викентий крепко стоял на том, что больше он этот свитер никогда не наденет. И несколько раз подбегал к ней с одним и тем же: ну давай же мы его отнесем на помойку прямо сейчас? И успокоился только тогда, когда объявился Саня – вдруг, без звонка, как с парашютом, свалился на них с рюкзаком, набитым какой-то вонючей снедью (тест, подумала Лиза, все-таки тест надо было купить), охмурил ребеныша творожными кольцами, пересыпанными сахарной пудрой, а ее усадил за комп, пробормотал как бы вскользь, потому только, что Лизино ухо оказалось к его губам впритык:
