… А когда нашел на Ютубе «болотное», свежее, сегодняшним числом залитое видео, тем же задумчивым шепотом: мне хана!
От любви? – подумала Лиза. Но на второй минуте сюжета в кадре вдруг обнаружился Саня – на среднем плане, узнаваемый на все сто. Вместе с каким-то парнем он толкал металлическое заграждение, надеясь отрезать бегущих омоновцев от нескольких тетенек, скрючившихся заранее, чтобы под дубинки попали их спины. Потом камера укрупнила женщин, одна уже распрямилась и кричала «позор» (как Лиза, стоявшая, может быть, в это самое время на другом берегу). Затем – общий план: в кадре снова был Саня, идентифицируемый хотя бы только по кофру с аппаратурой. Теперь удерживать заграждение ему помогали два хлипких пенсионера в бейсболках, и, значит, он отвечал еще и за них, это считывалось мгновенно – по окаменевшей спине, по набыченной шее, на которую он с плеча перебросил кофр… и уперся рукой в космонавта, потому что тот пер на него, как танк, а потом подбежал второй, еще более мощный, и рванул заграждение на себя. Вот и всё. В новых кадрах Сергиевича не было. А в увиденных разве можно найти криминал? Саня считал, что легко, что при желании – элементарно, потому что машину исполнения желаний того самого чувачка, который это все заказал, уже врубили по полной. Лизе так не казалось: зачем нагнетать? надо жить, заниматься делом… И они немного об этом поспорили, Саня – все чаще ей уступая, потому что ему хотелось остаться у них до утра. Он попытался ее обнять, она его оттолкнула, кажется, слишком резко – неважно, пусть думает все что хочет, – она не может ни с ним, ни с кем. И счастливый Викешка, прибежавший с недособранным лайнером: Сань, ты мне поможешь нарастить третью палубу? – тоже попал под раздачу: не поможет, дядя Саня спешит домой! И выгнала его в дождь, даже зонта с собой не дала. И долго смотрела в окно, какой он большой и нескладный и как смиренно уходит с болтающимся на плече рюкзаком.
Беспризорный ребеныш заснул в конце концов на полу. И, перетаскивая его в постель и там раздевая под его сонное бормотание: а давай мы пошлем свитерок американским детям… бедным черным американским детям… лучший на свете мумс, не выбросим, а пошлем… – вдруг стала божиться, глупо и страстно, прошлым и будущим, безденежьем и богатством, счастьем и всем избыточным разнообразием жизни, которое ради мгновения счастья надо в остальное время претерпевать, что сделает все, даже больше, чем все, чтобы Викешка был, как и в первый год своей жизни, центром вселенной, ее созидателем, дарителем, небожителем. Тихонько устраиваясь с ним рядом, невольно прилаживаясь к его дыханию, она уже точно знала, что по-другому и быть не может, так все и будет – без всяких клятв.
