Новая реальность | страница 62



Поэтому походы в управление были не просто чередой декораций: вход, контрольно-пропускной пункт, коридор, приемная, кабинет Сергея, курилка и так далее — это был ритуал, таинство. Друг занимал в нем лишь одну, но далеко не главную роль. Служение было на первом месте, и поэтому, когда Сергей стал понемногу отдаляться от него, Андрей не удивился и не ощутил страха, хотя тот был его неизменным спутником в городке долгое время.

Сергей говорил, что много ездит в командировки, но Андрей чувствовал правду: друга стирают, а его, наоборот, оставляют. В этом было что-то знаковое и понятное, это была новая реальность, в которой жили не только они, но многие миллионы людей.

— Сережа, почему мне ничего не сделали за тот случай? — решил спросить он однажды, опасаясь, что теперь любой разговор может оказаться последним.

— О черт, опять ты за это. Так, дверь там. Иди. Мне надо работать.

Сергей собрал в охапку листы, куда Андрей неделями выписывал подозрительные шорохи и движения городских жителей, потом спрятал бутылку водки, которую они распивали последний час, и отправился сполоснуть рюмки. Когда он вернулся, Андрей все еще не двигался с места.

— Ну, я не понял, ты уходишь? Иди-иди, прием кончился.

— Почему мне ничего за это не было?

— Да что на тебя нашло?! Почти полгода назад дело было! Радуйся, что отскочил!

— Ты однажды сказал, что я должен был убежать и что ты…

— Так, этого разговора не было! Как и всего остального. Прошу, Андрюш, уходи…

— Сергей, я знаю, что ты только притворяешься моим другом. Тут нет ничего настоящего, — Андрей обвел кабинет мутными, уставшими от искусственного света глазами. — Но я хочу раз в жизни сказать то, что на самом деле думаю. Хочешь услышать?

— Это уже неважно. Ты все похерил, — мрачно ответил чиновник, потом вздохнул, — но если хочешь — говори. Думаю, никто с тобой просто не общается, кроме меня.

— Я никому в этом не признавался. Даже ей или себе. Оказывается, с самого детства у меня было желание, чтобы меня оставили в покое. Потом я начал делать совсем иную карьеру, в которой как раз нельзя было рассчитывать на уединение. И день за днем во мне копилось желание развернуться и убежать далеко-далеко. Я его толком не чувствовал — просто взваливал каждый день на себя по чуть-чуть нового бремени, и тяжесть Москвы все больше прибивала меня к земле. Но на всей планете не было другого такого города, где у меня могло бы быть все то, что я имел. И я питался несбыточной надеждой, что город начнет меня слышать, хотя на самом деле я был просто очередным клоуном, который его развлекает. Это его единственная настоящая пища — постоянное веселье! И когда знаешь, что другого такого места нет, то понимаешь, что тебе никуда не деться, хоть объезди весь мир! Я так хотел, чтобы меня услышали. Чего я только не написал в своей жизни, чтобы у моего голоса появилась значимость! И как раз когда я мог уже лопнуть от чувства эгоизма и невозможности никуда сбежать, началась эвакуация. И вот я здесь.