— Эффектна? — спросил Денисов.
— Не то слово, — возразил Истомин, — совсем не то.
— Обрати внимание, какая она вся одухотворенная.
— Кто у нее муж-то?
— Погиб на фронте, сын — тоже.
В это время на Рудневу упал пучок яркого света. Семен Михайлович повернулся:
— Машина!
— Да! — сказал Денисов. — Кто же это?
— «Победа» секретаря райкома, — заключил Истомин. — Стесин приехал. Пойдем встречать.
Машина остановилась неподалеку от толпы новоселов. Из нее вышел секретарь райкома, торопливо поздоровался с руководителями совхоза, глянул на сцену, сказал восхищенно:
— Не дурно! — Тут же быстро повернулся к директору. — Весело живете…
— «Не нагнать тебе бешеной тройки», — неслось со сцены. Стесин с минуту смотрел на певицу, потом хлопнул ладонью по папке:
— Давно уже здесь место вашему рапорту о начале пахоты.
Папка была из замечательного нежного хрома; такими теперь щеголяют все уважающие себя служащие областного и районного масштабов. «В ней, наверно, уютно и тепло рапортам», — подумал Истомин. Ему пришла озорная мысль: «Объявить по всей стране облаву, собрать подобные папки и сдать их в переделку на обувную фабрику. Сколько детских ботинок можно сшить!».
— Вот так-то, — заметил Стесин. — В своей несостоятельности расписались в первые же дни.
— Послезавтра начнем, — пообещал Истомин.
— Пахать или рапорт составлять? — ядовито спросил Стесин. Он был явно не в духе, и это не ускользнуло от внимания руководителей «Степного».
— Пока не могли пахать, товарищ Стесин, не было же земли, — сказал Николай Тихонович. — Землеустроители еще на массивах.
— На счет земли пытаетесь списать свою неорганизованность. Не выйдет! — Максим Александрович не скрывал своего раздражения. Он сердито глянул на Денисова. — Для партийного работника нет слова «не могу». Учтите, отныне существует одно мерило нашей работы — массивы поднятой целины. И от этого никуда не уйти: или орден получишь, или партийный билет отдашь!
Наступило молчание.
Слышно было, как Букреев сказал, что программа исчерпана. Но зрители подняли сильный шум.
— Выступи, Миша, в своем постоянном репертуаре, — требовали они.
— Покукарекай или полай!
И Букрееву пришлось уступить. Он заявил, что будет изображать разную живность, какая водится в Притоболье… Слушатели смеялись, дружно аплодировали и долго не отпускали его со сцены. А Дрожкин, искренне восторгавшийся изобретательностью своего товарища, не только сильнее всех хлопал в ладоши, но и взвизгивал от удовольствия.
