— Никуда я тебя не пустю и не мичтай. Мало ты в своей райради назасидався, так и тепер тащишься.
— Да скажите, товарищ Кулько, к кому тут можно сейчас пойти, где тут у вас нормальные люди?
Он попытался высвободиться из рук жены, промычал что-то нечленораздельное. Я вышел, хлопнув с досады дверью.
Меня обдало ледяным ветром. «Ну и влопался, — подумал я. — Будь они неладны, и Кулько и его жена. Что же теперь делать? Стучаться в первую попавшуюся хату? Или поискать по старой привычке скирду?..» И я уже свернул было с улицы на зады, чтобы поискать за огородами стог сена, когда опять открылась дверь кульковской хаты, хозяин вырвался из нее, сопровождаемый плачем и угрозами.
— От ведь чертова баба! — воскликнул он, тяжело дыша. — Идемте, товарищ Орлов, проведу я вас до настоящих людей. А я, видать, загубленная душа! Э-эх, Олексий Федорович, научили бы хоть вы, как быть…
И пока мы шли, а шли мы вместе не меньше получаса, Кулько плакался на судьбу, говорил, что не было ему с этой женой никогда счастья.
— Вот погодите, Олексий Федорович, вы ее характер еще узнаете. Помянить мое слово, завтра к старосте побежит, скажет: секретарь обкома здесь.
— Да вы что, с ума сошли?
— Истинная правда, Олексий Федорович, хоть и моя она жена. Пятнадцать рокив я с ней живу, — говорил он, — вредная баба! От нее любой подлости можно ждать.
— Как же вы с ней жили?
— Так я и не жил, Олексий Федорович, только мучился.
Луна зашла, брели мы в абсолютном мраке, холодный ветер сбивал с ног.
— Слушайте, Кулько, — сказал я в темноту: — Как только вы доведете меня до места, вы понимаете, что я вам говорю?
— Да, товарищ Орлов!
— Так вот: вы доведете меня до явки, немедленно вернетесь домой и заставите свою жену молчать.
— Так я лучше домой не пойду, Олексий Федорович…
— Нет, вы пойдете домой! Вы пойдете и сделаете то, что вам приказано!
— Слушаюсь, товарищ Орлов.
— Она знает, куда мы пошли?
— Знает!
— И знает всех, кто состоит в подпольной организации?
— Не всех, но многих.
— А вы всех знаете?
— И я не всех.
— Скажите, а вы понимали, на что идете, когда оставались в тылу у немцев?
— Ну, а як же. И тепер понимаю. Я свою супружницу эвакуировал, я ее сам на пидводу с детьмы усадил. Так вона одъихала километров на тридцать, круку дала и назад вертается… «Тю, — говорю ей, — погибель на твою голову, чого прикатыла? Тикай, куда хочешь, мени працювати надо». А вона уперлась и ни с места. А тым часом нимцы. Левки окружили и фронт передвыгнувся. Ну, що тут робыть?
