Вылетев из шлюза, тарелка взмыла вверх, держа курс на сияющую Луну.
Спутник этот, плывущий по черному небосводу, мерцающий и загадочный, привлекал Лео как что-то недосягаемое, но желанное. Он знал, что никогда не сможет попасть в эту серебряную страну, в эту мечту, порождением которой являлся, не порождением даже, а его эхом, отголоском, но как приятно было хотя бы устремиться туда, теша себя мыслью, что вот, мол, я и собрался, вот я и стал к ней чуточку поближе.
— Давай поиграем, — сказал Робинсон. — Ты любишь играть?
Он одевался, собираясь выйти на улицу. Во-первых, нужно было где-нибудь перекусить, во-вторых, просто прогуляться. Надоело сидеть дома на консервах, уткнувшись в экран монитора или телевизора, либо общаясь с Моделью, которая любила попудрить мозги. Нет, чтобы рассказать о замыслах Создателя, об истинном построении Вселенной, о месте в ней человека: клоп он или чуть больше, — тут её не допросишься. Требовала конкретики, но как только доходило до оной, начинала вешать лапшу.
— Давай поиграем, — отозвалась Модель. — А во что?
— Я тебе буду на кого-нибудь показывать, а ты будешь говорить — настоящий он или не настоящий, — сказал Робинсон. — Только да или нет.
— Идет, — согласилась Модель.
Робинсон поместил Модель в нагрудный карман и вышел, заперев дверь на два замка.
Огромный город ударил, сжал до размеров горошины, перемешал с прочими горошинами, от которых была одна суета. Как-то не привык Робинсон ходить в многолюдной толпе, где того и гляди врежешься в какого-нибудь бегемота или какой-нибудь умник наступит сзади на каблук, где трутся, пихаются, болтают и чавкают жевательной резинкой.
Стадо. Чаплин здорово продернул толпу, проведя параллель со стадом. Робинсон, хоть и был молод, любил фильмы с Чаплиным, предпочитая их дурноватым комедиям типа «Тупой и еще тупее». Забегаловки попадались на каждом шагу, но они были забиты. Почему-то вдруг все одновременно рванули в забегаловки. Робинсон зашел в полупустое кафе. Здесь было подороже, поэтому свободнее.
Сел за столик, заказал у миниатюрной официантки шницель по-венски и пива. Огляделся, спросил у Модели, показав глазами на неподвижного лысого бармена-битюга:
— Да или нет?
— Нет, — уверенно пропищала Модель. — Я посчитала на улице: пять процентов нет.
— Иди ты, — сказал Робинсон. — Не может быть.
— Хочешь верь, хочешь не верь, — ответила Модель.
Бармен пошевелился, перевел окуляры на Робинсона, вновь застыл.
