В руках директора театров было испытанное, могущественное средство поддержать сборы во что бы то ни стало — это возможность устранить всякую конкуренцию путем поддержания архаической монополии театральной дирекции на сценические представления в обеих столицах. Нетрудно представить себе, как этот запрет варварски сковывал развитие отечественного искусства.
Экономия «свечных огарков» приводила к тому, что такие выделяющиеся художники сцены, как В. В. Самойлов и контральто Лавровская покинули сцену в то время, когда еще долгое время могли служить лучшим ее украшением.
Кистеровский экономический гнет давал себя больно чувствовать во всех отраслях изящных искусств, но сам творец ее не гонялся за популярностью, его тешили цифровые подсчеты.
Комиссия, назначенная в 1882 году для обревизования театрального хозяйства, пришла к самым грустным выводам. В протоколе ее значится: «Декорации хранятся в бывших конюшнях петербургского Почтового двора или громоздят место за кулисами обоих московских театров и в Александрийском в Петербурге, в качестве наилучших растолок на случай пожара. Гардероб занимает место уборных в театрах, вследствие чего актерам приходится тесниться при 25° тепла, по три человека на квадратной сажени, а статистов Александрийского театра буквально одевают на лестницах актерского подъезда. Мастерские помещены в зданиях, вовсе для них не приспособленных; в небольшой комнате сидят иногда 40 человек портных при 20 газовых рожках около раскаленной печки для утюгов. Помещения для заготовки декораций также весьма неудобны, работа возможна только при газе; расположены они преимущественно на плафонах театров». Комиссия признала следующее: «Вся материальная часть театральной дирекции находится в самом печальном состоянии»[142].
На докладе об этой ревизии Александр III отметил: «Вот к чему привела знаменитая Кюстеровская экономия. Нечего делать, надо непременно привести все исподволь в приличный вид».
С уходом Адлерберга звезда Кистера моментально потухла, 19 августа 1881 года состоялся уже приказ о его увольнении в отставку. Он уехал за границу, где и поселился с семьей навсегда. В спину ушедшему посыпались камни. Недовольные бывшим властелином, надо полагать, перестарались, наделили Кистера всякими пороками. Распространилась молва о громадном состоянии, будто бы составленном им, конечно, не из сбережений от жалования… С точностью, однако, можно было сказать только о принадлежавшем ему доме на Театральной площади, где помещалась кондитерская Иванова. Кто не знает, как в то время деловому, оборотливому финансисту можно было с небольшими сравнительно средствами приобрести через кредитное общество недвижимое имущество, обремененное долгами. Кистер за свою сверхэкономическую политику получал усиленное вознаграждение за время управления контролем и кассою министерства, с 1859 по 1881 год. Из этих-то ежегодных щедрых наград у него за двадцать лет и мог составиться капитал не в одну сотню тысяч.
