Невероятно: всё чаще ловлю на себе его заинтересованные, подбадривающие, ласкающие – да, да! – взгляды. Он присматривается ко мне. Он называет меня лучшей ученицей и вызывает «к доске» чаще других.
Подкрепляет улыбку едва уловимым прикосновением к локтю или кисти. Когда, ответив, я сажусь, он легко подавливает на моё плечо. Физический контакт – первый признак симпатии и расположения!
– Вы далеко живёте? Подвезти?
Просторный кожаный салон пропитан тем же изумительным, божественным запахом…
Мэри, полюбила ты на беду, Мэри. Мэри, трудно ангелом быть в аду, Мэри.
– Ад! Жизнь превратилась в ад, день – в ночь. Поверите, утром глаза открою – жить не хочется. Сын… Всю жизнь, все силы и соки – в него. Одна поднимала. Хорошие мужики сватались – всем отказала. Мужа-то себе я найду, а отца сыну? Классная руководительница ахала: «Пятьдесят лет в школе, но чтобы такой мальчик… Исключительный мальчик!» По результатам ЕГЭ – в любой вуз с распростёртыми.
Перед отъездом в Москву говорит: «Мама, тебе трудно. Отдыхай (В этом месте клиентка достаёт платок и рыдает горько, безутешно, с подвоем, как по мёртвому). А я, говорит, подкоплю денег, поработаю месяц на стройке. Господи, знать бы, поперёк легла: только через мой труп! Там, на стройке и снюхались… с этой.
Муж о жене узнаёт последним, мать о сыне – когда уж все вокруг шепчутся.
Где он, а где она. Старше его на восемь лет. Штукатур-маляр. За плечами огонь, вода и медные трубы. Двое детей, мальчишки-хулиганы, и ещё одного срочно заделала: говорит, от сына, а там поди проверь. Живёт в бараке.
Все говорят: приворожила она его. И сын уже подал документы на заочное! Медалист!
Он мне потом: «Расстраивать, говорит, мама, не хотел. И предвидел твою реакцию». А какую реакцию он хотел?!
Слушал меня пятнадцать минут, что я об этой шалаве думаю. Что квартира и дача, слава Богу, приватизированы на мне, и пусть она свою алчную пасть не разевает. Ни благословения, ни прописки, ни квартиры – ни ей, ни её байстрючатам.
Что он ещё наплачется с мальчишками, дай срок. Это же волчата. Всегда в лес, то есть на родного отца, будут смотреть. Да её за спиной «давалкой» зовут…
Побелел весь, покидал по мелочи в дорожную сумку. «Я, говорит, не позволю говорить о ней и о детях в таком тоне!» И ушёл в барак! Дозвониться не могу: внёс в чёрный список. Самого родного человека – мать – записал в злейшие враги. Как жить?!»
У женщины вместо лица – страдальчески сморщенный, залитый слезами комок мышц и кожи. Не глаза – а страшные выжженные впадины.
