Много позже капитан Григорий Самойлов рассказал мне:
— Кульков снова менял свой НП. Окруженный связистами и солдатами охраны, спокойно шел он по середине широкой улицы. Был теплый вечер, немного стихла стрельба. Я и начальник штаба полка майор Шаталин вышли на улицу подышать свежим воздухом. Мы увидели Кулькова и его группу, и почти в тот же момент раздались взрыв фаустпатрона и автоматная стрельба со второго этажа углового здания. Группа пыталась спрятаться в доме, но безуспешно. Тяжелораненого Кулькова немедленно отправили в госпиталь, но спасти его не удалось…
В середине дня с трудом нашел я КП дивизии Шатилова, а затем Горбатова. Хотя пригород был уже освобожден, но тревога витала над улицами, площадями. Кругом виднелись обугленные деревья, закопченный камень, развороченный бетон. И над всем — облако кирпичной пыли и дыма. Жителей не было видно.
Мы шли молча и вскоре оказались у копировальной фабрики, которая очень интересовала Бориса.
Мы прошли на фабрику. Она была разбита артиллерией и начала гореть. Но огонь погасили рабочие, оставшиеся здесь в ожидании наших войск.
Мы шли по щебню, по кускам отвалившейся штукатурки, битому стеклу. Директор фабрики повел нас в пустые комнаты, где в ваннах с проявителем еще мокла пленка, а на контрольном столике лежал ролик готовой ленты. Это был последний выпуск кинохроники «Новости недели».
Мы посмотрели пленку на свет: парад войск, поднятая рука какого-то гауляйтера (позже мы узнали, что это был Артур Аксман, который провожал новый отряд молодых фольксштурмистов, идущих на передовые позиции).
— А что проявляется? — спросил Борис.
— Не знаю. Эта пленка лежит с позавчерашнего дня, с момента, когда начали обстрел Берлина. Она, естественно, испорчена.
— Самой главной новости в вашей хронике нет, — сказал Горбатов.
Директор удивленно посмотрел на него.
— Вхождения наших войск в Берлин… Вот это действительно новость.
Директор тут же ответил:
— И эти новости будут… Они снимались нашими молодыми операторами… История…
— И еще какая! — улыбаясь, сказал Горбатов.
Знакомый офицер из штаба корпуса рассказал, что после маленькой стычки в переулке одно из подразделений овладело шоколадной фабрикой. При появлении первых советских солдат из подвала вылез пожилой немец и предложил ключи от конторы, цехов, складов. Комбат приказал шоколад не трогать: «Может быть, отравлен».
В глубине двора я увидел Максима Чубука. Он сидел на пустом перевернутом ящике. В руках у него был обрывок газеты.
