Похоже, Адам пытается произвести на меня впечатление.
Я вижу два белых, почти абсолютно круглых камня. А вот раковина улитки и красный лист. Мягкое серое перышко. Я собираю их в ладонь. Они так красивы, что я прислоняюсь к сараю и закрываю глаза.
И напрасно. Кажется, будто я проваливаюсь в темноту.
На лице у меня земля. Я окоченела. Вокруг копошатся черви. Ползают термиты и мокрицы.
Я пытаюсь думать о хорошем, но ужасно трудно избавиться от навязчивых мыслей. Я открываю глаза и утыкаюсь взглядом в узловатые ветви яблони. Дрожит серебром паутина. Мои теплые пальцы сжимают камни.
Но все теплое со временем остынет. Отвалятся мои уши, растают глаза. Сожмутся челюсти. Губы превратятся в клей.
Подходит Адам.
— Что с тобой? — спрашивает он.
Я сосредоточенно дышу. Вдох. Выдох. Но если думать о том, как дышишь, начинаешь задыхаться. Мои легкие высохнут, как бумажный веер. Выдох. Выдох.
Адам трогает меня за плечо:
— Тесса?
Ни вкуса, ни запаха, ни осязания, ни звука. Не на что смотреть. Навеки — абсолютная пустота.
Подбегает Кэл:
— Что случилось?
— Ничего.
— У тебя странный вид.
— Я наклонилась, и у меня закружилась голова.
— Позвать папу?
— Не надо.
— Ты уверена?
— Кэл, доделывай могилу. Со мной все будет хорошо.
Я отдаю ему то, что нашла, и Кэл убегает. Адам остается со мной.
Низко над забором пролетает черный дрозд. Небо испещрено розовыми и серыми пятнами. Дышать. Вдох. Вдох.
— Что с тобой? — спрашивает Адам.
Как я ему объясню?
Он протягивает руку и проводит по моей спине. Я не понимаю, что это значит. Ладонь у него жесткая; Адам легонько поглаживает меня кругами. Мы решили, что будем дружить. Разве друзья так поступают?
Его тепло проникает сквозь плед, куртку, свитер, футболку. Сквозь кожу. Оно обжигает меня, и трудно собраться с мыслями. Все мое тело обращается в чувство.
— Прекрати.
— Что?
Я отстраняюсь:
— Уходи, ладно?
Повисает пауза. Ее можно расслышать — кажется, будто разбилось что-то очень маленькое.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Да. И не возвращайся.
Он пересекает лужайку, прощается с Кэлом и вылезает в дыру в заборе. Кажется, будто Адам и не приходил, и лишь цветы у стула напоминают, что это не так. Я поднимаю их. Оранжевые головки кивают мне, когда я передаю букет Кэлу:
— Это птице.
— Круто!
Он кладет цветы на мокрую землю, и мы стоим бок о бок, опустив взгляд на могилу.
