— Он самый трезвомыслящий человек, которого я когда-либо знала.
Когда она его бросила, мне было двенадцать. Какое-то время она присылала открытки из мест, о которых я никогда не слышала, — из Скегнесса, Гримсби, Халла. На одной из них была фотография гостиницы. «Здесь я теперь работаю, — писала мама. — Я помогаю кондитеру и очень поправилась!»
— Отлично, — заявил папа. — Пусть хоть лопнет.
Я развешивала открытки на стене своей комнаты — Карлайл, Мелроуз, Дорнох.
«Мы живем на ферме, как пастухи, — писала она. — Оказывается, хаггис[2] делают из бараньего горла, легких, сердца и печени!»
Я этого не знала, как не знала и того, кто это «мы», но мне нравилось рассматривать открытки с пейзажами Северной Шотландии — высокое небо, расстилающееся над заливом.
Потом наступила зима, и мне поставили диагноз. Кажется, сперва мама не поверила, потому что вернулась не сразу. Когда она наконец постучала к нам в дверь, мне стукнуло тринадцать.
— Прекрасно выглядишь! — воскликнула она, едва я открыла дверь. — И почему твой отец вечно сгущает краски?
— Ты будешь жить с нами?
— Не совсем.
Она нашла себе эту квартиру.
С тех пор всегда одно и то же. Наверно, у мамы нет денег, а может, она боится, что я переутомлюсь, но все заканчивается тем, что мы садимся и смотрим телик или играем в какую-нибудь настольную игру. Сегодня Кэл выбрал «Игру в жизнь». Полная фигня, и я вечно проигрываю. В конце концов у меня оказался муж, двое детей и работа в туристическом агентстве. Я забыла застраховать дом и, когда налетел ураган, потеряла все сбережения. Зато Кэл стал поп-звездой и построил коттедж у моря, а мама — художницей, у которой куча денег и собственный замок. Я же рано вышла на пенсию (мне все время выпадало десять очков) и даже не стала пересчитывать остатки своих средств.
Потом Кэл решает показать маме новый фокус и уходит, чтобы взять в ее кошельке монетку. Пока мы ждем, я стаскиваю со спинки дивана одеяло, и мама укрывает мне колени.
— На той неделе мне надо в больницу, — сообщаю я. — Ты придешь?
— А разве папа не поедет?
— Вы оба можете поехать.
Она смутилась:
— А зачем тебе в больницу?
— У меня опять начались головные боли. Мне хотят сделать люмбальную пункцию.
Мама наклоняется и целует меня; я чувствую ее теплое дыхание на щеке.
— Все будет хорошо, не волнуйся. Я верю, что все будет хорошо.
Возвращается Кэл с фунтом.
— Дамы, следите за рукой, — произносит он.
Мне не хочется. Надоело смотреть, как исчезают предметы.
