Еще один рывок. Я посреди своего кабинета, окруженный десятками экранов с трехмерными и плоскими изображениями девяти секторов великого и ничтожного слоеного пирога, называющегося просто и незамысловато — Город.
Царство техники и порока. Разврата и культуры. Знания и бессилия. Скопище уникальных парадоксов — Город. А ведь как все красиво начиналось…
Следующим шагом стало изобретение грави-контейнеров, в которые могли заливаться почти бесконечные объемы чистой энергии, а потом энергия безболезненно, нужными порциями вынималась обратно. Стали реальны межгалактические путешествия, со скоростями, близкими к скорости света.
Человечеству понадобилось двести лет, чтобы понять, что в радиусе их достижения нет ни одной планеты, доступной для колонизации. Планы по созданию искусственной атмосферы на Марсе успехом не увенчались, и после гибели научно-исследовательской станции «Марс-1» с десятью тысячами учеными и работниками на борту, туда перестали посылать корабли. Время бешеного азарта новейших открытий прошло. Началась тихая, размеренная жизнь, скрашиваемая уничтожением лесов и застройкой пустынь — людям требовалось все больше и больше места. До печального 2443 осталось еще много и много лет.
Я откинулся в кресле, уныло переводя взгляд с одного экрана на другой. Ничего интересного. Главное событие дня в виде непонятного объекта в 36 секторе уже прошло и вряд ли произойдет что-то более интересное. Хотя, кто знает? Я привык вершить историю, но все равно постоянно оглядываюсь на судьбу. Иногда она бывает благосклонна, иногда нет. Удача всегда была дамой своевольной. Сначала она может шествовать с тобой рука об руку, премило улыбаясь твоей особе, а потом, без всякой видимой причины, наградит пощечиной и покинет своего кавалера, гордо подняв голову. Так что не надо шутить с судьбой, не надо призывать ее чаще, чем положено. Один счастливый случай в день — довольно.
«Профессор Карлан!»
Мягкий и вкрадчивый голос института полоснул по усталой голове лезвием громадного меча. Я сидел за мониторами более тридцати часов, четыре обычных смены, и все никак не хотел вылазить из любимого кресла. Для меня работа давно перестала быть просто работой, она превратилась в вещь, способную дать ответы на мои вопросы, и я самоотверженно их искал, сжигая себя перед раскаленной плазмой, просекаемой тонкими лучами разогревающих лазеров.
«Да, Игнесса».
И кто надоумился дать ИИ такое странное имя? Еще один вопрос. Но он меня волнует не особенно сильно. Слишком много других, более важных.
