Стылость замерзшего озера сменилась зарождающимся тёплым утром небольшой улочки с островерхими двух- и трехэтажными домами, чьи первые этажи занимали кафе и магазинчики за широкими витринами. Кое-где из брандспойтов мыли серо-бежевую тротуарную плитку, но перед большей частью уже стояли легкие пластиковые столики и стулья, готовясь принять первых посетителей.
Света прислушалась к себе: что-то — убеждённость, знание, накатившее вдруг настроение — заставило сказать с полной уверенностью:
— Да. Здесь.
— А спрашивала, почему нам подходишь.
Кондуктор протянула Свете свой аппарат, не снимая, впрочем, его с кисти.
— Открывай двери. — Она ткнула пальцем в небольшую круглую кнопку сбоку.
Света послушно нажала.
Вагон остановился, открылись двери. Пассажиры вышли, кивками поблагодарив Свету и кондуктора.
— Понимаешь, — сказала женщина, когда колеса трамвая вновь застучали на стыках рельс, — некоторые не могут решиться, где им сойти. Или когда. Им и хочется сойти и боязно упустить то, что лежит за очередным поворотом. И наша, как раньше говорили, задача, помочь им в выборе. А это непросто. Да, непросто. Многие, собственно, большинство, не бывали практически нигде, кроме двух-трёх, в лучшем случае пяти-шести мест в целом мире. Я не имею в виду родные для каждого края, я как раз про дальние страны. И у каждого места своя прелесть для разного времени. А человеку хочется и всего и сразу. И в небо тянет, и посидеть хочется с любимой женщиной в обнимку у речного плёса. И нужно не обидеть человека, не погасить его душевный настрой, иначе — зачем он нужен, наш трамвай осени.
Ну, ничего себе! Свете стало боязно от такой ответственности. Она хотела вежливо отказаться, но спросила вместо этого:
— А как к вам устраиваться? И работать? И…
Кондуктор взмахнула рукой, обрывая словесный поток.
— Устраиваться никуда не надо: мы тебя видели, и я уже сказала — ты нам подходишь. Работаем мы не целый день и не только здесь. Я, например, воспитатель в детском садике. А кондуктором по настроению. Как и ты будешь.
— Это я понимаю, — сказала Света, хотя ничего не поняла. — А как с моей работой быть, ну, той, обычной, дизайнера, она мне нравится. И…
— Да никак. Работай, как работала. А у нас ты по настрою души, в любое время: минута там, эпоха здесь. Помнишь, с чего началось?
— Помню, — неуверенно пробормотала Света.
Женщина засмеялась.
— Ничего, обвыкнешься, примешь как должное. Все привыкают.
Света хотела ещё о многом спросить, но тут по старинке наружу открылась занавешенная изнутри тёмной шторкой дверца кабины вагоновожатой и наружу высунулась миловидное женское лицо под фирменной фуражкой. Фуражка была великовата и чуть съехала набок, придавая девушке залихватский вид.
