Всю ночь мимо шли поезда.
Утром он сидел, опершись локтями о подоконник, и курил. Нина бессмысленно ходила по комнате и что-то искала.
— О-о, башка трещит! — причитала она. — Ведь должны же быть где-то таблетки. Я брала анальгин — это я точно помню.
За окном, внизу, за холодными, цвета неба, рельсами, был поблекший от близости города сосновый лес. За лесом поднимались строительные краны. Кружились, мерцая, белые голуби. Иногда они так поворачивались, что исчезали совсем, но вдруг вновь возникали, как мигающие белые лампочки.
Росанов вообразил, что ему грустно думать о своем полном незнании голубиной охоты, и он скривился. Люди объезжают лошадей, ловят тигров, опускаются на дно океана, гоняют голубей…
Голуби прошли совсем рядом. Они были белые, фарфоровые и как будто безглазые. По крайней мере, он не разглядел глаз.
— У тебя такой несчастный вид, — сказала Нина.
— Голуби, — пояснил он, вздыхая, и увидел в лесу лыжников в разноцветных свитерах.
— Что с тобой?
— Лыжники, — объяснил он, позевывая, и похлопал ладонью по раскрытому рту.
— Что «лыжники»?
— Люди объезжают лошадей, ловят тигров, ходят на лыжах, а я гибну. Пропадаю.
— У тебя ведь есть лыжи.
— Я гибну, — пробормотал он, — качусь по наклонной плоскости. В болото оппортунизма. И спиваюсь.
— Ты же непьющий!
— Некуда! Некуда идти! И еще я уезжаю за границу. — Он грустно опустил голову.
— Ты озверел. Кому ты там нужен?
— А здесь я кому нужен? И все из-за жены. Все из-за нее. Эх!
— Так ты ведь не женат!
— Ты пока никому не говори… про это, — зашептал он доверительно и потом, уронив голову на руки, запричитал: — О родные березки, матрешки, балалайки!
— Ты с ума сошел! Когда же ты женился?
— Она такая маленькая, худенькая, вся в пупырышках, замерзшая. У нее дедушка скотопромышленник в Австралии. Разводит гиппопотамов.
— Врешь! Их разве разводят?
— Я и сам вначале не поверил. Разводят. — Он вздохнул.
— Вот пусть она и едет и разводит.
— Она беременна.
— Уже?
— Ведь ребенок ни в чем не виноват. — Росанов сморщился, думая о мифическом ребенке, который растет далеко от родины и без отца. — А еще меня начала обрабатывать иностранная разведка. Представляешь? И вообще разные темные силы активизируются — сборище сатанинское.
Он покрутил головой, поражаясь неусыпности агентов мирового империализма и темных сил.
— Врешь!
— То-то и оно! «Врешь!» Не дремлют, гады. Сети свои, понимаешь, грязные раскинули. — Он ударил себя в грудь кулаком, и в его глазах блеснули настоящие, хотя и пьяные, слезы.
