Мы стали бродить по заброшенному, наполовину занесенному снегом лагерю и нашли две пишущие машинки, несколько спальных мешков на собачьем меху, медпункт с набором хирургических инструментов (кое-что тут же перекочевало в карман Войтина), библиотеку и десятикилограммовые гантели.
— Брать ничего не будем, — сказал я, засовывая в карман томик Пушкина, — и так идем с перегрузом. Возьмем только Жульку. Все остальное — потом.
И тут до меня дошло, что вряд ли мы взлетим: лыжонок-то стоял поперек хода самолета.
Мы двинулись назад. Войтин что-то отстал. Я оглянулся. Он брел с каким-то мешком на спине. Мешок был маленький, но Войтин взмок, и его водило из стороны в сторону. Особенно труден был для него подъем на торос.
Рядом с ним гарцевала Жулька. Она тащила его рукавицу с таким гордым видом, как будто делала очень важное и полезное дело.
— Я же сказал: ничего не брать, только собаку, — сказал я.
— Захватите доски, — буркнул Войтин и отнес мешок в самолет.
Я стал рассматривать лыжонок. Когда Войтин вышел из самолета, я сказал:
— Вообще-то, если приподнять хвост, можно, пожалуй, взлететь и без лыжонка. Но как приподнять? Силенок не хватит. Несолидно как-то давать сигнал SOS.
— Я подниму, — сказал Войтин, — один. Только нужны доски и пустая бочка.
— Как же ты поднимешь?
— У меня есть домкратик.
— Я и не знал, что ты возишь с собой домкрат.
— Я много кое-чего вожу, — буркнул Войтин.
Домкрат был небольшой и — тоже отхромированный.
Этот домкрат мог приподнять самолет только на самую малость. И тут нам помогли доски. Мы понемножку подсовывали и подсовывали новые доски, наконец подставили железную бочку из-под бензина, на нее домкрат. Поддомкратили — теперь самолет был в одну линию с горизонтом. Вытащили из-под самолета доски и отбросили их в сторону.
— Если теперь разгрузить хвост и дать полные обороты, пожалуй, взлетим, — сказал я.
— А как же домкрат? — спросил Войтин. — Ты о домкрате подумал или нет?
— Черт с ним, с домкратом. Тут уж не до жиру.
Войтин нахмурился и проворчал себе под нос: кажется, обругал летчиков, которые только и думают о том, как бы бросить где попало инструмент.
— А где Жулька? — спросил я.
— Теперь она умная. В самолете сидит.
Мы залезли в кабину.
— Где Войтин? — спросил я.
— Тут! — ответил он, появляясь, и стал запускать моторы.
Мы дали полные обороты, самолет рванулся вперед, чуть было не ударился хвостом об лед, но выровнялся, и мы взлетели.
— Все хорошо, — сказал я, радуясь, что все обошлось, а потом добавил: — Домкрат вот только жалко. Хороший был домкратик, аккуратный.
