Я остановился, закурил. Дальше идти не хотелось. С того самого дня, когда проклятая камера попала мне в руки, все у меня идет наперекосяк, и я уже боюсь каждого нового дня и даже каждого нового часа. И сейчас я не хочу идти вперед и смотреть, что случилось с Сережкой, с этим безобидным и не очень счастливым заикавшимся парнем.
В просвете между ногами зевак я разглядел лежащее на траве тело. Я подошел ближе, втиснулся между подростком и теткой в домашнем халате. Тетка все время охала и цокала, что-то говорила, возможно, даже мне, но я ее не слушал.
Серега лежал на спине с вытянутыми вдоль тела руками. Голова была откинута набок, чуть прикрытые веками глаза куда-то смотрели задумчиво и почти нежно. С моей позиции не было видно никаких следов удара или чего-либо подобного, Серега будто прилег отдохнуть на травке. Меня не покидало ощущение, что он сейчас приподнимется на локтях, отряхнет руки и подзовет меня к себе, промычит что-нибудь эдакое: «Вы-выытёк, я тебе да-давно хотел сказать…».
А ты мне ведь так ничего и не сказал, дурашка!
Я отошел в сторонку, присел на бетонный бордюр. Бороться со слезами не было сил, руки дрожали, не давая мне прикурить вторую подряд сигарету.
За всю свою сознательную жизнь я хоронил близких всего дважды — умершего от инфаркта отца восемь лет назад и бабушку по материнской линии в позапрошлом году. Оба раза смерть человека, которого я знал с малолетства, шокировала меня, и я мучительно долго отходил от этого шока. Что я испытывал сейчас, глядя на мертвого друга, не поддается описанию. Мне стало казаться, что я сам его убил.
Я сидел и курил, а сзади до меня долетали обрывки разговоров, из которых я узнал, что:
— …Серега был алкоголиком;
— …добрейший и безобидный парень так нелепо погиб в расцвете лет;
— …кара небесная его, наконец-то, настигла;
— …зачем-то полез по балкону к соседям поправлять антенну;
— …бывшая жена его закончила психушке;
— …ему было видение, как Мурату Насырову, и он прыгнул вниз…
…и прочий бред.
В одном я был уверен на сто процентов: Серега Косилов обладал знанием, которое его мучило и которым он хотел поделиться со мной, когда выпадет удачное время, но, не дождавшись этого времени, он сам удачно выпал из окна своей холостяцкой квартиры.
Почему он отключил телефон?
Почему не сказал мне сразу, что происходит?
Почему-почему-почему… Почемучка хренов! Еще немного — и начну реветь в голос.
Я поднял голову. Во двор въезжала еще одна полицейская машина, сине-белая девятка. Она остановилась как раз напротив меня, хотя во дворе было еще полно удобных мест для парковки. Когда открылась передняя пассажирская дверца, я понял, что это не случайность.
