— Ну все, — прошептал Вител, осеняя себя знаком Создателя. — Повидал дочек…
Чутконосые стояли неподвижно, только глаза сверкали, как сотни маленьких лун, а под ногами у них вились легколапые, в темноте похожие на языки серебристого пламени — уже перелиняли на зиму, летом-то они бурые, а по осени огненно-рыжие.
— Я вернулась, — повторила я, когда вперед выступил громадный снежно-седой зверь (прочие посторонились, давая дорогу), и шагнула ему навстречу.
Чарим дернулся было удержать меня за плечо, но не успел.
Снять маску или нет? Узнают они меня в облике Ленни Тора?
«Лучше снять, — подумала я, — из уважения к зверям. А с людьми потом так и так объясняться! Хотя, может, не заметят? Я же спиной к ним стою, а костер… что там того костра, теней больше, чем света!»
Тот-кто-старше потянулся ко мне чутким носом, глубоко вдохнул… и вдруг сел, ухмыльнувшись во всю пасть. И вот тогда-то я не удержалась, заревела в голос и кинулась к нему на шею, а он уселся, как ученая собака, на задние лапы, передними обняв меня, как много-много лет назад, когда я еще могла кататься на нем верхом… И то и дело лизал то в ухо, то в щеки, по которым градом катились слезы. От него пахло снегом, теплым мехом и совсем немного — диким зверем, ведь чутконосые — совсем не то же самое, что равнинные волки…
И Шестеро сильных подошли, чтобы обнюхать меня и убедиться — да, в самом деле, пропажа вернулась! Я не узнала только одного: вместо Корноухого теперь был другой вожак, помоложе.
— Мамочка… — повторил Мак, когда звери снова уселись в круг и взвыли на этот раз так, что горы отозвались грохотом небольшой лавины.
— Ленни, — шепотом позвал Чарим, — ты…
— Меня так называли дома, — ответила я, не оборачиваясь, и едва узнала собственный голос, так привыкла к звучанию юношеского.
— А это… как же?
— Друзья пришли, — сказала я и встала. Поднялся и Тот-кто-старше, и голова его была на уровне пояса взрослого мужчины. — Теперь бояться нечего. Только вола все равно придется отдать в уплату. Просто отойдите, они сами заберут, они знают которого.
Один из вожаков, Меченый, со шрамом через всю морду, коротко фыркнул, и молодые охотники окружили бурого вола и погнали куда-то в темноту. Он не сопротивлялся и не пытался убежать, шел послушно, будто понимал, что его ждет избавление от мучений, а смерть будет быстрой и легкой — зубы чутконосых режут лучше самого острого ножа.
— Им на всех не хватит, — прошептал Вител.
— И не надо. Это символ. Знак того, что люди не забыли законы, те, что древнее их самих.
