«А ему и двух месяцев нет, — подумалось мне, — неважно же тут обращаются с ценным имуществом».
Закончив обход серва, я пришла к выводу, что ровно никакой информации этот обзор мне не дал. Это было скверно. У юриста должен быть цепкий взгляд, он должен подмечать мельчайшие детали, странности, сколь бы крошечными они не были. «При взгляде на предмет плохой юрист способен определить его прошлое. Хороший — его будущее» — так говорили нам в университете. И, видимо, даже до плохого юриста я пока не дотягивала.
С другой стороны, что я хочу увидеть? Кир заявил, что неполадки, если они есть, могут быть только в зачарованном мозгу серва, в церебрусе, который надежно скрыт от постороннего взгляда. Какие следы я хочу обнаружить? Пыль? Царапины? Пятна ржавчины?..
На груди у серва была стилизованная надпись «ИВМ», и тут Кир не ошибся. На внутренней стороне предплечья я обнаружила другую надпись — «Интернационалис Вендер Машина» и длинный ряд цифр, видимо обозначение модели или места производства. Чтобы понять их смысл надо было хоть что-то понимать в сервах.
Марк наблюдал за моими действиями с диванчика, посмеиваясь в ладонь. Должно быть, крайне нелепо смотрелась я со стороны, обнюхивая неподвижного серва. Я сжала зубы.
Если Марк думал, что моя работа — изображать секретаршу за рациометром, он изначально и очень сильно ошибался.
Третья находка оказалась не полезнее первых двух и обнаружилась лишь случайно. Я сделала шаг и блестящая грудь серва стала преломлять солнечный свет под другим углом, обнаружив тусклый и едва видимый след вроде тех, что остаются от сорванной наклейки. След был старым, разобрать что-то было почти невозможно. Я разобрала только непонятное «ГСТО». «Государственный сертификат технического осмотра»? Вполне вероятно. И вполне бесполезно.
К чему мне было искать заведомо отсутствующие следы на серве? Только ли от скуки? Или же это всего лишь желание доказать Марку, что я гожусь на что-то большее, нежели бумажная волокита и лицедейство в приемной Ласкариса?
На диванчик я вернулась внутренне опозоренной, но не смущенной. Про серва я могла сказать не больше, чем тогда, когда вошла в дом. Он просто был — вот и все, что мне было точно известно. Марк ничего не сказал, но посмотрел ободряюще — терпи, мол, недолго осталось.
Кир закончил минут через десять. Он просто открыл глаза и шумно вздохнул. Лицо у него опять сделалось прежним — уже вроде и не вполне женским. Он нахмурился.
