— Однако стоит копнуть поглубже и вот, — Кир развел руками, — хам и грубиян.
— Переживу, — уверила я.
Способ общения с Киром все еще не был найден. Если он обращался ко мне, то на «ты», с простотой, которая явственно граничила с фамильярностью. Что это — попытка облегчить не заладившееся с самого начала общение? Или вызов? Может, он думает, что я сорвусь?..
В гостиной нас встретила уже хозяйка дома. Сразу подумалось о том, до чего же она не похожа на своего супруга. Невысокого роста, широколицая, подвижная, она была куда моложе него — лет на десять, прикинула я. Весьма недурна собой, да и видно, что следит за внешностью. Не столичная молодящаяся красотка, но и не позабывшая обо всем кроме быта домохозяйка.
— Елена, — представилась она, — Аристарх сообщил мне, что вы приедете. Прошу, проходите. Где вам удобнее будет работать? Простите, не могу вас провести в кабинет, мой муж не разрешает водить туда кого-то без его присутствия, но, может, подойдет столовая?
Марк вежливо сказал, что гостиной будет вполне достаточно.
— Мы не собираемся использовать инструменты, — добавил он, — наша работа другого свойства.
Хозяйка определенно обрадовалась этому.
— Тогда я позову серва, — сказала она и дважды коротко хлопнула в ладоши.
Сперва было тихо, потом где-то рядом раздались грузные ритмичные шаги. Даже не шаги, а… Точно какой-то механизм забивал в пол сваи, не быстро, но размеренно, гулко, монотонно. И мне почему-то подумалось, что куда лучше было бы остаться в конторе, пусть даже пришлось бы иметь дело с Ласкарисом. Конечно, в этом доме содержали определенно не чудовище вроде Буцефала, но все равно, любое общение с бездушным металлическим сервом было мне неприятно. Я не любила этих механических безмолвных слуг, одинаковых и единоликих, как штампованные фабричные заготовки, но услужливых как собаки. Было во всех сервах что-то глубоко неприятное, какая-то скрытая ледяная чревоточинка, из-за которой мне никогда не хотелось поворачиваться к ним спиной.
Серв вошел в комнату. Не дойдя двух метров до хозяйки, он остановился, внезапно, точно ноги его враз заблокировались каким-то механизмом. Он был большой, на полголовы выше меня, коричневое бочкообразное тело, неуклюжее как обрубок бревна, сверху оканчивалось приплющенной головой вроде перевернутого казана. На голове этой можно было угадать некоторое подобие лица. Но не настоящее, а искаженное, точно серва лепил юродивый скульптор — расплывшиеся контуры, едва заметный выступ на месте носа да пара вентиляционных отверстий, расположенных там, где у человека находились бы глаза. Отверстия эти были забраны мелкой сеткой, отчего казалось, что глаза эти принадлежат какому-то огромному насекомому — столько холодного безразличного спокойствия было в этих металлических фасетчатых окружностях.
