— Эллен!
Снаружи послышался знакомый голос, а следом раздался грохот разрушений — Эллен готова была поклясться, что под ней вибрирует пол. Адам Бишоп ворвался к ней в комнату, играючи выбив запертую на ключ внутреннюю дверь — она бахнула об стену, сбив с неё толстый кусок штукатурки. Как он обошёл нижнюю, стальную дверь, которую она заперла на ключ, оставалось только догадываться.
— Что случилось? Ты кричала.
Она была уверена, что этот чёртов дом с толстыми стенами почти герметичен, и можно орать до срыва связок — никто не придёт на помощь. Барр держалась за спинку кровати и поджимала ударенную ногу, со скрипом соображая, что ему ответить.
— Как ты услышал?
— Мимо шёл, — дежурно бросил он. Адам прошёл внутрь, осмотрел комнату и окно, словно проверял, не затаился ли в доме кто-то, кто мог причинять ей вред.
— Эллен, что случилось? — Бишоп подошёл к ней, взял за плечи и чуть сжал их, заставляя её поднять голову и посмотреть на него. Бессмысленное действие. Она мало, что могла разглядеть в белом свете луны: лишь острые скулы и широкий подбородок с ямочкой — остальные черты его лица поглотила чернильная тьма.
— Не знаю, — Эллен попыталась встать на обе ноги, но ступню снова пронзила острая боль. — Наверное, сломала что-то.
— Ясно.
Не говоря ни слова больше, Адам подхватил её на руки и понёс к выходу, быстро, ни разу не оступившись, словно прекрасно видел в темноте.
Парализованная болью, страхом и его близостью, Эллен бессильно положила голову ему на плечо и обняла за шею. Коротко вдыхая, она задерживала в лёгких воздух, чтобы подавить внутри беспомощные всхлипывания, закончить, наконец, нытьё и хоть немного прийти в себя. Тычась носом в воротник его рубашки, она ощущала аромат лайма, стирального порошка, смешанного с запахом его кожи, и это ещё сильнее мешало сосредоточиться.
— Всё будет хорошо. Успокойтесь. У вас сейчас сердце выпрыгнет.
Адам нёс её вдоль длинного ряда таунхаусов, казалось, не прикладывая ни малейших усилий, словно она весила не больше, чем пакет из супермаркета. Вибрация его голоса прошлась вдоль тела волной, в груди заскребло, а щёки полыхнули огнём. Хотелось прижаться к нему крепче и одновременно отстраниться, как тогда в подсобке её дома, потому что эти невозможные чувства напополам с болью физической грозили свести её с ума бесповоротно.
Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь ногой. Фишер открыл быстро. Он не спал.
— Что стряслось? — фельдшер распахнул для Бишопа обе створки двери, чтобы он мог внести Эллен в дом.
