Все остальные подходили молча, и каждый подавал руку.
— Чай пить будем, сейчас скипит, — весело сказал Алексей, толкая дверь.
В избушке они расселись на лежанках и чурбаках, тот, который вошел последним, не выпускал из рук черную птицу, очень похожую на утку.
— Гляди, — обратился Федот к Алексею, беря ее в свои руки, — у горла Холы псиса в сить попала. Какая псиса? — не знам. Исть можна? — не знам…
Алексей взял птицу и рассмотрел ее. Ему показалось, что это одна из морских уток.
— Не знаю, — ответил он. — Есть можно. Есть можно всякое мясо, но это, наверное, отдает рыбой.
Алексей спросил о новостях в селении. Один рассказывал, а остальные кивали головами: все они по очереди пили чай из двух алюминиевых кружек, держа кружку ладонями. В конце разговора Федот сказал, что им нужен черный порох.
Они завернули к избушке раздобыть черного пороха, чтобы стрелять уток для еды, пока идет весенняя охота и рыбалка.
Алексей был рад выручить их, кето добро помнят. Поделиться в тайге со всяким надо, а тому, кто добро помнит, отдашь и последнее. Он предложил полпачки пороха «Медведь», подал Федоту и стал сокрушаться, что на всех будет мало. «Хватит, хватит!» — прокричали несколько человек сразу. «Две-три птицы добыть — больше не надо!» Алексей взглянул на черную утку и спросил:
— А что, из вас кто-нибудь охотился на Холе?
Все молчали. Потом Федот, собравшись с мыслями ответил:
— Хола кето не манит — псису в устье имали. Кето тропу на Холу не мнут, Хола — река худая.
Он говорил, а те, что попивали чай, продолжали кивать головами.
— Почему — худая? — спросил Алексей.
Федот снова подумал и ответил:
— Кето-охотники тропу туда не мнут — еще старые люди сказали, что Хола — худая.
Вода в реке падала, а это значило, что лед уходил все ниже. Гости Алексея напились чаю и пошли сталкивать лодки, кето со странной птицей шел впереди, каждый, прощаясь, подавал руку. Старый знакомый Алексея Федот шел сзади.
* * *
Хола впадает в Елогуй в пяти километрах выше избушки Алексея. Устье свое маленькая речка скрывает, выходит наискось к широкой глади большой реки, таится в зарослях ивняка, среди которого там-сям высится черная пихта или столь же черная ель. В стороне, за ивняками, видна стена очень старого леса, который начинается от берега Елогуя и уходит, мрачный, вдоль Холы и где-то там приближается к ней. Этот угрюмый лес, кедровые, пихтовые и еловые деревья, что вырисовываются на фоне неба, эта дикая река начали привлекать Алексея с тех пор, как он узнал, что реку избегают и даже вовсе не бывают на ней.
