— Полегче, Крисчен! Я лесть переносил труднее, чем неприятельский огонь.
— У меня для вас и мадам есть отличные места в театре. Барон Стэкль заказал ложу, но что-то у него переменилось, его в театре не будет. Ложа слева, напротив ложи президента: пусть Эйби поломает себе голову, кто этот свирепый бородач, занявший место русского посланника, барона Стэкля!
— Вы обзавелись семьей, Уильям?
— Никогда, или, во всяком случае, не раньше чем стану знаменитым писателем. Это несовместимо, генерал, — жена и литература!
— Вы думаете, жена и война — легче?
— Мадам не в счет: она одна такая, по крайней мере, на два континента!..
— Да, вы будете писакой! — сказал Турчин. — Лихо вы научились льстить, а это ведь половина дела.
— Я честолюбив, мистер Турчин, я хочу, чтобы через десяток лет вы и мадам сказали кому-нибудь: а ведь мы его знали! Он и тогда был неплохой парень, но кто мог ожидать?! — Все это он говорил без улыбки, только мягкий голос выражал и насмешку над собой, и тревожный привкус мечты. Они шли сквозь поредевшую толпу у театра, мимо служащего, проверявшего билеты, по пологим ступеням и безлюдному коридору вдоль балкона и лож. — А пока, генерал, я рассказываю о вас и о мадам, и пока мне не верят, а я клянусь, что все правда, истинная правда; такой он человек, а ко мне относился неплохо.
— Ладно, Крисчен; а если без шуток, — как вы находите наши дела? Я один в ложу не пойду.
Крисчен понимающе кивнул.
— Наши дела запутанны, генерал. Нация победила — нация больна.
Крисчен двинулся было вперед, чтобы сходить за Турчиной, но генерал остановил его:
— Мне надо повидать президента. Я не ищу у него должности или милостей: то, о чем я хочу говорить, касается нас всех. Он один?
— Там еще жена и майор Генри Ратбон с невестой.
— Может быть, к Линкольну приставлен знакомый мне офицер?
— При нем сегодня пьянчуга Паркер, — я не доверил бы ему место кучера президентского экипажа. Паркер засел в театральном буфете, и к президенту войти просто: пинком отворить дверь, потом вторую, прищелкнуть каблуками и — здравствуйте, Эйби!
— Чем-то он вам не угодил, Крисчен.
— Я молюсь за него всякий раз, когда по забывчивости начинаю молиться. Я надеюсь на Линкольна, генерал, — продолжал он сухо, — но не стал бы у него искать ничего. Едва запахло успехом, как его обступили люди, которые не уступят вам и дюйма. Вы для них будете чужаком, иммигрантом, смутьяном, даже и в этом мундире.
Турчин облегченно засмеялся.
