– М-мм…
А потом указал глазами на чурку. Меня ткнули стволом автомата в спину и наподдали сапогом под зад. А красноармеец грыз и грыз яблоко. Я медленно пошел по направлению к любителю старины. И тут случилось чудо.
– Диверьсанты! – крикнул он, рухнул с чурки, вытянулся в петле и затих.
Я медленно повернулся. Красноармеец спустился с крыльца, прошел мимо меня и, отойдя на пару метров, не оборачиваясь, обронил:
– Фоер!
А потом выбросил огрызок.
Я рухнул как подкошенный, и в этот момент из-за спины стали бить автоматы. Но не в меня, а в дом, где лежал без памяти ты, сынок. А красноармеец все это время что-то орал по-немецки.
– Их хайсэ херр Штейн, – различил я, когда смолкли выстрелы. – Их хабэ мих фэрляухэн! Их хабэ мих фэррирт! Хильфэ! Хильфэ! Хильфэ!
Меня ударили прикладом по голове – и я потерял сознание.
Очнулся на том же месте, где и лежал, когда получил по башке. И башка моя покоилась на чьих-то коленях. И кто-то гладил мои волосы. Я заворочался.
– Тсс! – шепотом произнес женский голос. – Осторожной, милай! От тоего угощенья и помереть недолго.
Но я думал о тебе, сынок, о том, что дом, в котором ты спал, превратился в решето. И поэтому не мог медлить и с трудом встал на четвереньки. Передо мной на траве сидела пожилая, но не утратившая красоты женщина, одетая не то как монашка, не то как послушница.
– Сынок, – выдавил я из себя и кивнул в сторону дома. – Сынок там… Стреляли.
– Увели, увели его. Да и что дому-то сделается. Дом-от – вековина! – напевно протянула она и снова погладила меня по голове. – Кажному бревну по двести годов. Тако и не пробить.
– Ка-ак они…
Женщина поняла, что моего упрямства не перебороть, встала сама и помогла подняться мне.
– Заплутали оне, знать. Выхода ищут. Сама видала. Ходят, ходят ночью по деревне. А ходят-от вокруг часовни. И в каку сторону ни пойдут – она перед ими. Водит их, знать, кто, а вывести не желает. Как не сделали того, к чему назначены были, то и маются здесь доселе.
– Сы-ын, – прохрипел я.
В голове моей помутилось, и я испугался, что снова свалюсь без чувств.
– Эх, дружок, – вздохнула женщина. – Не так сие просто.
– По-почему?..
– А вон…
И она кивнула в сторону той самой часовни, вокруг которой полвека с лишним плутал взвод диверсантов. Я вздрогнул, потому что оттуда к нам медленно шли русские. Истинно русские. В старой изодранной одежде. Некоторые – совсем голые. Но не это испугало меня. Их лица, кожа на теле были покрыты какими-то чудовищными струпьями, волдырями, из которых сочились гной и кровь.
