— Ты о них, о печатях, столько знаешь, — меня озарила догадка. — Носил такую же?
Простой вопрос. А показалось — воздух вокруг заледенел. Брок враз стал холодным и далеким.
— Довелось, — отрезал он и сменил тему: — Одевайся. Йон скоро остынет и придет. А мы за разговорами и так много времени потеряли.
Я почувствовала себя до жути неуютно, но все же подхватила свои вещи, лежавшие рядом с костром. Однако перед тем как уйти за куст, глянула на тот ствол. Там, чуть выше моей головы красовалась вмятина, расписанная каплями крови.
Переодевалась в зарослях, которым была отведена почетная роль ширмы, споро. Но когда вышла из своего укрытия, ни Брока, ни бурдюка у костра уже не было.
Покачала головой: его умение бесшумно передвигаться когда-нибудь доведет меня до инфаркта. Пока же я, предоставленная сама себе, аккуратно сложила развешанные накануне на просушку вещи, причесалась и села ждать.
Первым пришел Йон. Как и предсказывал Брок — остывший. Во всяком случае, убить меня сразу с ходу он уже не хотел… Скорее уж отравить по — тихому, с невозмутимой миной.
— Учти, Раана… Или все же Лекса? — мое настоящее имя он выдавил из себя, как эскулап — гной из фурункула, — Я буду за тобой следить. И если с Броком что — то случится, то тебя, последнюю сволочь, я убью без сожаления.
— Начнем с того, что я не последняя сволочь, за мной как минимум уже трое занимали, — вздернула подбородок и сощурила глаза.
Провоцировала. Специально. Не от излишней дури — от подобного добра я старательно избавлялась сама, а моя жизнь такому лишь потворствовала, — а для того, чтобы понять: приступ гнева — это редкий случай, когда оборотень не сдержался, или вспыльчивость — его кредо. Чем руководствуется Йон: рассудком или чувствами? На что опираться, чтобы добиться нужного результата? Здраво рассудила: лучше провести тестирование сейчас, пока Брок поблизости.
Оборотень лишь скривил губы в усмешке. Что же, исчерпывающий ответ. Сдержался. Не поддался. Уже хорошо.
Решила попробовать выложить блохастому голые факты, против его ненависти:
— Послушай, хватит клацать на меня клыками. В твоих догадках я могу быть кем угодно, но на деле — это я спасла твоего побратима. Освободила из гребаной клетки, в которой его везли на казнь, а не ты. И не тебя меня судить. А что до нашего с Броком уговора… Он жив, здоров и свободен. Это не важнее каких-то слов?
Глаза Йона опасно блеснули, верхняя губа приподнялась, обнажая клыки. А я вдруг поняла, отчего ещё недавно бесновался оборотень: он не мог себе простить того, что опоздал. Что не просто какая — то девка, а дочь его врага, невеста его врага, сделала то, что должен был он, побратим. Да к тому же и накинула удавку на шею того, кто был ему дорог. И все из — за того, что он, Йон, проиграл в гонке со временем чуть больше суток.
