Иногда от выпадов теряешься, порою — чувствуешь обиду, но вот Йону удалось редкое — он меня разозлил. Окончательно.
— Значит так, шкура. Первое. Я тебе не девка. Γоспожа, уважаемая, Лекса на худой конец. Но не девка!
Потом вспомнила, что оборотень — тот еще стервец, способный опошлить даже самую невинную фразу, и добавила:
— И уж точно не баба. Второе: если я не дойду до этого вашего гребаного кнёсса, то, извини, умру сама. От такой же клятвы, чтоб ее!
Йон, пока я говорила, смотрел на меня удивленно, Брок же — заинтересованно. Словно нашел новый кусок сложной мозаики и прикидывал под каким углом его уложить, чтобы он вписался в рисунок.
Но как только моя запальчивая речь закончилась, и я дернула плечом, фибула, скалывавшая края плаща, расстегнулась. Взгляды Брока и Йона сошлись в одной точке. Увы, это было не лицо. Чуть ниже. Но если я сначала наивно полагала, что двух мужчин может столь сильно заинтересовать девичья грудь, то я глубоко заблуждалась.
Мое украшение, оно же ярмо змеевидное, до этого металлическое, вдруг заскользило по шее. А потом и вовсе приподняло голову и зашипело.
— Ты подумал о том же, о чем и я? — хрипло спросил Йон у дракона, неотрывно глядя на ожившую печать.
Я лишь сглотнула. Змея высунула язык, который тут же затрепетал, словно пробуя воздух.
— А я все думал, что мне твой шейный обруч напоминает… — лицо дракона закаменело.
— Кнёсса Раана. Вот так встреча! — процедил шкура, глядя на меня. — Теперь понятно твое стремление добраться до Верхнего предела. К жениху под бок всяко лучше, чем среди диких лесов. А привязала Брока клятвой, чтобы полюбоваться его отсеченной головой, когда он будет проводить тебя сквозь крепостные ворота? — скорее не спрашивал, а утверждал оборотень, и под конец припечатал: — Ну ты и стерва!
В словах перевертыша было столько яда, что стая скорпионов нервно щелкал клешнями в сторонке. Зато змея конкурента по нейротоксинам терпеть не собиралась и угрожающе зашипела. Я же старательно отыгрывала труп с рептилистой удавкой на шее: не шевелилась и даже не дышала.
Змеевна заскользила по моей коже и напружинилась, будто готовясь для броска.
— Не провоцируй кнесскую печать, — вкрадчивый голос Брока стал неожиданностью и для меня, и для оборотня. А потом дракон и вовсе не заговорил, а зашипел.
Звуки, столь чуждые для человеческого уха, как ни странно, подействовали успокаивающе. Сероузорная, внемля своеобразной колыбельной Брока, даже расслабилась. Во всяком случае, мышцы ее живота уже не были твердокаменными. Спустя минуту они и вовсе стали медленно, ритмично сокращаться. Будто рептилистая печать только что проглотила мышь и сейчас усердно пыталась ее переварить.
