Нет, Брок не болтал без умолку, но хотя бы отвечал на вопросы. Причем неодносложно. А это в нашем случае — большой прогресс. Я расспрашивала обо всем. Единственное, чего не касалась — темы войны. Хотя, не скрою, хотелось узнать о ней до жути. Но, как я поняла, это было такое минное поле, на которое без спецподготовки соваться не стоило.
Глава 3
Она же вопрос третий:
— Как охарактеризовать все это в двух словах?
Узнала я немало. Порою даже украдкой включала выуженный из поклажи диктофон, что бы записать некоторые объяснения. На сей раз Брок потерял где-то в кустах свое благородство, и куль тащила я. Оттого незаметно достать боевого цифрового соратника труда не составило.
Оказалось, что в этом мире границы проходят по меткам земли — рекам, горам — лишь у людей. Небо же — исключительно вотчина драконов. Испокон веков крылатые сыны рассекают высь облаков, а живут на парящих твердынях — островах. На них-то найдется место и скалам, и равнинам, и даже озерам. На мой справедливый вопрос: как все это уместить на одном клочке суши, пусть и весьма внушительном, Брок лишь хмыкнул. Но я пиявкой вцепилась в спутника, и он пояснил: если снизу твердыни практически все одинаковы, то сверху… — чем сильнее энг, тем обширнее его владения.
Я долго вертела последнюю фразу в голове, пока не вспомнила о пятом измерении. Вернее, о тех фокусах с расширением пространства, которые современная наука двадцать первого века провернуть пока не в силах, хотя и рьяно мечтает. Впрочем, грезит об этом феномене не только наука, но и столичные риелторы. Последние даже порою почти воплощают сие волшебство в жизнь, умудряясь разместить на пяти квадратных метрах двадцать пять таджиков.
Но если этот энг, как я поняла со слов Брока, — правитель твердыни умирал, то что происходило с его «расширенным пространством»? Сворачивалось, как палас, до первоначальных размеров?
Когда я высказала свою мысль, Брок долго хохотал надо мной.
— Нет, конечно. Даже после смерти энга долина останется долиной, а горы — горами. Ведь чтобы их создать, верховный дракон отдает часть себя. А умирая — и вовсе растворяется в твердыне. Именно по такой незримой связи энг всегда находит свой парящий оплот. Идет к нему по зову, как на свет маяка, сколь бы далеко не занесли дракона его крылья. И наоборот — твердыня стремится к своему хозяину…
— А кто живет на этих твердынях?
— Как кто? Драконы, конечно.
— И много? — меня одолел журналистский азарт.
