На мое осторожное замечание, что не так я близко была от этой самой кнессы (другой мир, как-никак), умершая лишь обронила, что, значит, я очень хотела жить и ее зов совпал с моим желанием. К тому же мертвые легко проходят меж мирами, в отличие от живых…
В общем, кто может оказаться ближе и роднее всего полутрупу? Правильно — второй такой же полутруп. Только в моем случае «подлежащий восстановлению»: ран, оторванной головы, тройной дозы яда мое тело не имело, а посему вернуть его к жизни можно было, всего лишь выкинув из водной круговерти. А там, как говорится, если сильно жить хочешь, сама справишься. Другого объяснения всему этому я просто не нашла.
Но вот если в первой части нашей милой беседы, которую периодически перекрывали громовые раскаты, все стало понятно, то вопрос касательно самой печати и ее «доставки»… Змея на мой шее являлась грузом архиценным, но почему-то идущим исключительно в комплекте с носителем.
Я уже было навострилась задать очередной вопрос, когда блеснула молния. Совсем близко.
Мертвая посмотрела на небо и, обронив: «Мое время вышло», сделала шаг назад. В этот миг новая молния, вылетевшая из тучи словно арбалетный болт, ударила ровно в то место, где стояла неупокоенная.
Яркая вспышка, от которой кровь застыла в жилах. Оглушительный треск, раздирающий барабанные перепонки. Но даже сквозь него я не услышала, но ощутила последние слова кнессы: «Не выполнишь зарока — умрешь и телом, и душою. Станешь небытием».
За молнией, поразившей пришлую, сразу ливанул дождь. Капли не разменивались на морось. Они били сразу тяжело, стеной. А я сидела недвижимая на дереве, не в силах пошевелиться. В мозгу все звучали последние слова кнессы.
Дождь барабанил по листьям раскидистого дуба. Молния сверкала теперь где-то вдалеке, уже не такая яростная, а словно спустившая пар склочная баба, что отгавкивается скорее по привычке, когда пыл свары уже прошел, но поднятая пыль ещё не улеглась.
«Вроде бы при грозе надо прятаться в кустах, а никак не на деревьях», — мелькнула мысль. Мелькнула и пропала. В отличие от холодного ручейка, что тек мне аккурат за шиворот.
Крона укрыла шатром, но этот тонкий, в иглу, ручеек, не иначе как по стечению обстоятельств избрал местом своего десантирования именно мою злополучную шею. Наверное, исключительно ему стоит быть благодарной за то, что я окончательно не впала в прострацию от всего пережитого и увиденного за сегодня.
До мозга наконец-то начало доходить не только понимание, но и осознание, принятие: я в другом мире. Другом, мать его! Или отец? О местном пантеоне мне ровным счетом было ничего не известно, поэтому я предпочла мыслить привычными категориями.
