– Вот о чем я говорю, – проговорил он тихо. – Чем не подходящая сокровищница для незабываемых впечатлений? Тебе самому так не кажется?
Я деловито сунул руки в шелковистые карманы и расправил плечи, которые вдруг перестали казаться слишком уж хилыми.
– Кажется, – улыбнулся я уверенно.
Барон вновь обвел меня взглядом, и на глаза его уже стала ложиться дымка, но он быстро вынырнул из своих тайных дум и щелкнул пальцами.
– Мы это берем, – обратился он к продавцу, не поинтересовавшись о цене. – А ты иди смотри, чего тебе еще приглянется.
– Еще? – не поверил я своим ушам.
– А ты как думал? – в свою очередь, удивился Барон.
Внезапно мой внутренний полет обломался об одну простую мысль. Плечи мои поникли и снова превратились в хилые.
– Что же я скажу маме? – проговорил я еле слышно, ненавидя себя за эту фразу.
– Ох боже ты мой, – закатил глаза Барон. – Что он скажет маме? Действительно, что он скажет маме? Например, ничего? Как тебе такой вариант?
– Как ничего? – не понял я.
– А зачем? Объясни мне на милость, – рассердился Барон. – Тебе вроде уже не семь. Ты собирался одеться как на парад, встать перед ней и ждать похвалы или как?
– Ну, нет, – смутился я. – Но я же не могу приехать с кучей новых вещей и не объяснить, откуда их взял. Или надеть и выйти из дома как ни в чем не бывало.
– Адам! – хлопнул Барон себя ладонью по лбу. – Ты же, казалось мне, преуспел в скрывании своих внеурочных походов. Чем эти вещи отличаются от прогуливания уроков? Нельзя, что ли, хранить их там, где мама не найдет, и надевать не дома, а где-то перед самим театром или…
– Театром? – выпучил я глаза.
– Ладно, об этом потом, – вздохнул Барон. – Куда-то же надо тебе выгуливать свою обновку, чтобы к ней привыкнуть, прочувствовать ее… Но это потом. Потом… А скрыть от родителей ты что угодно можешь. Хоть слона в шкафу. Ты – точно можешь. Не смеши меня.
Я не знал, что чувствовать. Стыд или гордость. Но решил остановиться на гордости, потому что первое мне в данной ситуации виделось непродуктивным и уж точно менее приятным.
– Ну вот видишь, – заметил Барон перемену в моем выражении лица. – А теперь хоп-хоп, алези!
И, дав мне легкий дружественный подзатыльник, он подтолкнул меня к рядам пиджаков. Невольно я провел по ним пальцами, как по кроликам в зоопарке. И надо сказать, что ощущения были не менее приятными. Темная гладкая шерсть тяжелой ткани была столь насыщенной, что действительно отдавала чем-то животным. «Пиджаки, пиджаки… Зачем тебе пиджаки? Зачем?!» – назойливо стучало мне изнутри по лбу. Но неожиданно возгоревшееся желание было сильнее любого рационального довода.
