– А вообще-то можете, – продолжил Барон уже по-французски, повернувшись к бедному продавцу. – Нам бы вот это, – указал он на манекен, – в размере вот этого сорванца, – указал он на меня.
– Конечно! – обрадовался продавец, смерил меня профессиональным взглядом с головы до ног и унесся к стеллажам.
– Иди в примерочную, – скомандовал мне Барон, махнув головой в сторону светящихся кабинок.
Я послушно отправился, куда велели. Мимо меня протекали пиджаки, галстуки и легкие свитера, выглядевшие дорого и в своей непринужденной элегантности очень экзотично.
– Барон, – откашлялся я, зайдя за тяжелую ткань занавески, к которой уже спешил сияющий продавец с бежевой-голубой стопкой в руках, – мне все это, конечно, очень нравится, но я совсем…
– Только не говори, что ты совсем не знаешь, куда тебе это носить, – нахмурился Барон и упер кулаки в бока.
Именно это я собирался сказать и теперь только растерянно пожал плечами.
– Мы сейчас не думаем о практичности, – отрезал Барон. – Мы думаем о прекрасном. Мне надо, чтобы ты почувствовал вкус, Адам. Вкус той жизни, которая сделает тебя королем. Ты хочешь быть королем?
– Ну конечно, – почему-то покраснел я.
– Тогда доверься мне, поменьше болтай и не сомневайся и побольше делай и наслаждайся. Договорились?
Продавец уже протягивал мне вещи, не расслабляя своей натянутой улыбки. Неловко улыбнувшись в ответ, я взял стопку и прижал ее к груди, как младенца.
– Давай меряй! – рявкнул Барон и задернул занавеску.
Из зеркала смотрел незнакомый мне молодой человек. Англичанин, как мне казалось. Из какого-нибудь элитного снобского интерната. Такой, с которым я точно не хотел бы дружить, потому что по одному виду заподозрил бы его в оттопыривании мизинца при отпивании из своей чашечки «Эрл Грея». И тем не менее я заметил, что самозабвенно поглаживаю свои кашемировые рукава и с наслаждением верчусь перед зеркалом, как выпускница перед балом.
– Ну что? Выйдешь? – властно поинтересовался Барон.
– Сейчас! – отозвался я каким-то слишком высоким голосом и нервно сглотнул.
Слишком хорош был мягкий свет, сглаживающий красные пятна и подчеркивающий скулы на моем подростковом лице, и слишком упоительны внезапно взорвавшие мой мозг фантазии о званых вечерах среди невиданных красавиц.
– Понравилось, – довольно констатировал Барон, и продавец добродушно похихикал.
С некоторым волнением я отодвинул занавеску и ступил на всеобщее обозрение. Продавец всплеснул руками и защебетал заученные фразы восторга, а Барон неожиданно застыл. Улыбка его замерла, а глаза поплыли и погрустнели, и я уже испугался, что снова чем-то не угодил, но тут он глубоко вдохнул, сморгнул наваждение и тряхнул своей белой гривой.
