– Мой папа умер, – выкрикнул я сквозь сильный порыв ветра, метнувший мои волосы на глаза.
Барон дождался, пока ветер утихнет, и кивнул:
– Я знаю. Прими мои соболезнования.
Я покачал головой:
– Спасибо, но мне не надо.
– Я тебе вообще-то не помидоры на рынке предлагаю, – усмехнулся Барон. – И нести их тебе словно тяжелый пакет тоже не придется. Так что уж будь добр, прими.
– Хорошо, – пожал я плечами. – Но я не грущу. Я просто хотел поставить вас в известность.
Барон вздохнул, положил мне ладонь меж лопаток и повел прочь со сквера. Кофе при каждом шаге бултыхался в стакане.
– Адам-Адам, – побарабанил он пальцами по моей спине. – То ты считаешь меня всеведущим, то думаешь, что я мог упустить такую существенную деталь в твоей жизни. Нет… Ты сказал мне об этом, потому что глубоко в душе ты переживаешь и коришь себя за эти переживания. Потому что я говорю, что надо быть самодостаточным и избегать связей, от потери которых тебе будет больно. И ты решил, что лучшая защита – это нападение, и выдал сразу самое наболевшее. Так?
Честно говоря, я не задумывался о своей мотивации, но объяснение Барона показалось мне вполне правдоподобным. Наверное, где-то глубоко-глубоко действительно таилась скорбь, на которую я не обращал внимания. Сложно было общаться с человеком, который понимал тебя лучше, чем ты себя. Я нехотя согласился, и мы прошли несколько шагов молча, перед тем как он отпустил меня и заговорил снова.
– Знаешь, я не ожидаю от тебя невозможного, – сказал он, поглаживая усы. – Ты не робот. Да и я не робот. К сожалению, невозможно нажать на кнопку и отключить в себе ненужные чувства. У тебя умер отец. Привязанность к родителям есть у каждого, как ни крути. Какими бы никудышными они ни были. И это как раз та привязанность, которая появляется изначально и бездумно. Это практически инстинкт. А с инстинктами, как известно, сложно бороться. И знаешь, мне кажется, лучше признать, что ты переживаешь, и некоторое время вдоволь напереживаться, а дальше уже идти свободным шагом. А то потом еще угрызения совести выпрыгнут из-за какого-нибудь угла и загрызут. Они такие. Они могут.
Я облегченно выдохнул и отпил глоток уже не столь горячего кофе. Густая и приятно горькая жидкость сбежала по горлу и пробила комок чуть выше солнечного сплетения. Все же Барон умел не только запутать, а еще и разрешить проблемы, о существовании которых я еще не догадывался. Мои напряженные плечи опустились, и я заметно выпрямился.
