— Стоп! — сказал он, завидев знакомую калитку. Машина ещё не остановилась, а он уже выпрыгнул из неё и побежал.
— Только на полчаса! — крикнул ему вслед его друг и завистник Виктор, но Николай отмахнулся на бегу розой в руке.
Товарищи по службе завидовали счастью лейтенанта Румянцева. Жена красавица, свежа, бела, лицо — вода, уста — огонь, в глазах — синь-порох, а голос грудной, звенит, поёт изглубока, а о чём поёт — Бог весть. Да и сам Николай — посвист молодецкий, с ясными голубыми глазами: взглянешь — запомнишь надолго, пройдёшь — стоят перед тобою, как небеса. Про них одна старушка брякнула в церкви, когда они венчались: «Святые глаза!» Невеста гордо промолчала: «Были святые, стали мои». Только командир подполковник Пепелюга хмурился, встречаясь с глазами подчинённого, и как-то заметил ему:
— Твои глаза не для спецназа, лейтенант. Такими глазами только на цветы глядеть, а не на грязь нашу.
— Зачем на цветы глядеть? — улыбнулся тогда лейтенант. — У меня есть Маша.
— Маша — хорошая женщина, — сказал подполковник, — береги её от скуки. Скучающая жена сама себе сатана.
На том разговор был окончен.
Посвист молодецкий толкнул знакомую калитку. Эх, лейтенант, везёт тебе! Молодая жена сама открыла дверь навстречу и, упругая, жаркая, холодная, кинулась ему на шею.
— Заждалась! — страстно прошептала она.
Он внёс её на руках в домашнее тепло. Только мягко упрекнул:
— Милая, да ты озябла! Пять утра! Сколько же ты простояла за дверью?
— Я знала, я слышала, что ты приедешь, и проснулась раньше.
Она уже сидела на постели и оттуда в бледных сумерках любовалась, как он раздевался.
— Это тебе! — он бросил ей розу.
— Ой! — укололась она, выронила розу и тихо засмеялась грудным воркованием.
— Маша, Маша! Молитва моя! — воскликнул он и ринулся вперёд, в сияющую глубь. Роза лежала рядом на полу и благоухала.
На этот раз что-то было не так. Но всё равно было хорошо. Когда они уже лежали рядом в блаженной пустоте и ещё не замечали времени, на улице раздался приглушённый рокот. Это водитель прогревал мотор. Николай поднял голову и вздохнул:
— Маша, мне пора. Служба. Но я скоро вернусь.
Она встала вместе с ним, подняла упавшую розу и стояла в белой ночной сорочке, босая, глядела, как он одевается. Глаза её сияли.
— Как я счастлива! — проговорила она, поглаживая розу.
Его счастье было молчаливо, он просто улыбался.
— Как я счастлива! — странно повторила она и глубоко вдохнула полный запах розы. — Так счастлива, что хочу умереть от твоей руки. Сию минуту! Ты слышишь меня? — сказала и топнула ногой.
