Никто не жалел о ней.
Вот тогда-то Пак и сказал: надо уходить.
И мы придумали план…
***
…у неё падает челюсть.
Стремительно и всё ниже. С лязгом касается земли. Не девичий прелестный рот, а пасть, зев, воронка. Меня затягивает туда, как соринку в пылесос, кувыркая и шибая об стены. Хорошо, что мягкие. И приземляюсь мягко, хоть на пузо и мордой. Лежу, уткнувшись носом в пушистое, как кошачий мех. Вот тебе, Серёга, и рыжая бестия! В натуре, притом. Анаконда, мля: сожрала целиком, не подавилась.
Ну а что, в брюхе у неё очень даже неплохо. Если жаркий секс с рыжей красоткой обломился, так хоть посплю с комфортом, а то забыл, что такое.
Переворачиваюсь, руки закидываю. Тьма надо мной сыто урчит, но нестрашно совсем.
Только прикрываю глаза в блаженном умиротворении, а тут раз – и небо перед глазами. Вернее, серо-зелёная муть. В мути той – ангел. Сияет нестерпимо. Смотреть нельзя, закрываюсь рукой.
Не даёт, лупит огненной плетью, цепляет за шею, грохочет сверху:
– Я тебе что сказал, ушлёпок, рядом!
Злой ангел. Шею жжёт, глаза лезут на лоб, дышать тяжко. А он волочит меня, не особо заботясь, чтоб мне бока не отбить. Швыряет резко и ловко прямо в какой-то шатёр. Лечу кубарем, уже в какой раз за сегодня. Прихожу в себя…
…и тут:
– Выманивай его, олух! – орёт ангел. – Тут не развернуться! Всё расхерачим, если здесь.
Ну, в общем, поворачиваюсь. Не везёт мне последнее время с поворачиванием, обязательно какую-нибудь хрень увижу. Так и теперь. Это существо одновременно похоже на младенца в подгузнике и на юлу. Из-за тоненьких, как у слонов Дали, ножек. Оно заплыло жиром. Тройной подбородок под кукольно-детским лицом, нежные румяные щёки обвисают брылями. А уж живот – просто бездонный. Ухнешь туда, и что жил, то зря. Как только тонюсенькие ноги держат. Глаза закрыты, ресницы длиннющие. От его пупка тянется длинный щуп и упирается в грудь девушки: куколка, волосы розовые по замызганному покрывалу рассыпались. Одета, правда, как бомжиха: чулки в клетку, драные, топ, шорты и берцы. На столь худеньких ножках.
Спит она мёртвенно, как одурманенная. И кожа у неё уже пергаментная, видать, этот толстый из неё силы качает. Тварёныш.
Ангел орёт из своей выси:
– Чего вошкаешься, долба*б?! Переруби эту хрень, которой он девку пьёт. Дорастили, уроды, до смертного!
Кстати, ангел за шатром. Ткань на шатре – плотная. Откуда видит?
Оглядываюсь, замечаю ружьё. Стрелять не умею, да и не надо, вроде. Использую, как дубину. Прикладом прям по щупу. Тот отрывается, бьётся по полу, будто шланг, в который резко ударил напор воды. И тогда пупс-юла просыпается.
