Он приникает, хвост поджимает и поскуливает:
– Нильзянильзянильзя…
– Так-то ты её любишь?
Он скулит ещё громче, уже с подвыванием, совсем в холм этот влип.
– Знаешь, что такие, как Тодор с девушками делают? Тебе рассказать?
Видимо, знает. Лежит пару минут молча, а затем вскидывается и глядит туда, где оседает пыль от землетвари.
– Идём! За неё я буду рвать! Ты может не веришь, но я умею.
И в глазах такая решимость, что тут не поверить нельзя.
Влюблённые – самая глупая категория. Во всех мирах. Нащупал слабое место, и голыми руками бери.
А я плотно схватил поводок этой псины, теперь не отпущу, пока не приведёт к цели.
Билет будет моим, уже прям чувствую как он сиянием руку жжёт. Но улыбаться не спешу.
Позже, когда получу.
– Вперёд, мой косматый друг. Твою зазнобушку выручать…
И он срывается в галоп.
***
…до солнца мы так и не дошли.
Потому оно кануло, и накрыла ночь. А с зарёй явились ангелы. И нам пришлось улепётывать, лезть в расщелину, назад, под землю, во тьму, где привыкли.
Они совали следом рогатые морды на гибких шеях. Светили зеньками-прожекторами. Полыхали в нас огнём. Но здесь под землёй мы не боялись. Здесь мы были главнее. Мы уходили дальше, а их шеи кончались.
Пак сказал, что надо идти вплоть до Огорода. Вер качал головой: мы же смесили там всё. Мы – я и Ульта – молчали. Давали им решать. Пак сказал, что мы смесили самый верхний слой, где выращивали нас, но ниже – наверняка есть что-то ещё. Он чует задницей. А заднее чутьё его никогда не подводило.
И мы пошли.
Продираться через завалы, матерясь и чертыхаясь. Ну всё-таки дошли до двери с жуком. Такая же тогда и в Огород вела. Жук щерился и грозил нам неведомым и страшным. Но мы смеялись над страхом тогда. Ребята кое-как выломали дверь, а за ней – лестница, вниз, и вниз, и вниз.
Пак оказался прав. В которой раз.
И мы полезли.
Лестница была в середине кольца – по кольцу крутились ободы площадок с перилами. А за ними – видать – комнаты. Не осмотришься тут, когда лезешь задом в жопу мира.
Ниже и ниже.
До самого дна.
Оно оказалось бетонным. Кругом валялись дохлые. Но не такие, как мы. А эти, серые, в намордниках. Я пнула одного, он хлюпнул противно и рыхло, чуть не блеванула, но стало легче.
Пак волок нас дальше. Там мы нашли доску, где блымало много лапочек – красные, синие, зелёные, белые, и кнопки были – разные, круглые, квадратные. А впереди горело голубым и мелькали какие-то картинки.
Пак и Вер внимательно смотрели на них, но мы-то с Ультой, хоть и глупые девчонки, заметили: ни хрена не соображают, только умных корчат. Мне надоело ждать, и я гакнула по кнопке, самой большой и красной. И тут всё затряслось, будто землетварь где-то там рыла.
