Обнаженный незнакомец — это одно дело. А один из нас — совсем другое. Это было бы неправильно.
Петр уважительно выжидает.
Петр. Это была художественная школа?
Валентина. Школа живописи при монастыре Cвятого Сердца Христова. На бульваре Инвалидов.
Петр. А кто у вас преподавал?
Валентина. Человек, говоривший, что хочет превратить своих агнцев во львов.
Петр. Это кто же?
Валентина. Анри Матисс.
Пауза.
Петр. Матисс?
Валентина. Да.
Петр. Вы имеете в виду — тот Матисс?
Валентина. Я так и сказала — Матисс.
Петр. Да, да, я понял.
Валентина. А почему вы так удивились? Вы что, его поклонник?
Петр. Только подумать, он был тогда жив! И был вашим учителем! Звучит просто невероятно.
Валентина. И, тем не менее, это факт.
Петр. Я не знал, что он преподавал.
Валентина. Всего три года.
Петр. А потом?
Она оборачивается и смотрит на него.
Валентина. А потом перестал.
Петр на мгновение опускает глаза.
Петр. То есть… ну, вы ведь понимаете, я же не разбираюсь. Искусство и все такое. Но я видел несколько его картин. Он что, решил, что преподавать живопись бессмысленно?
Валентина. Откуда же мне знать? Он учил нас правилам, в которые сам верил. Не тем, что были в эпоху Возрождения, — он был категорически против них. И Леонардо он не любил из-за всех этих его пропорций и измерений. Он говорил, что именно тогда в живописи все пошло «не так». Когда все стали просто одержимы пропорциями и тем, как что устроено. Но ведь это совсем неважно. Мы не станем лучше видеть благодаря циркулю. (Улыбается). Конечно, правила всегда были, и Матисс придерживался классических правил — этого-то никто так и не понял. В современной живописи ему не нравилось, когда особо выделялась какая-то одна деталь: нос, или нога, или грудь. Он ненавидел такое искажение форм и говорил, что всегда надо стараться передавать объект полностью. Запоминать свое первое впечатление и придерживаться его. Находить равновесие между природой и собственным взглядом. И не позволять своему видению объекта разрушать его гармонию. Что бы он ни делал — все имело свой особый смысл. Но, откровенно говоря, этого никто не замечал, к сожалению. В Париже стены были исписаны обличительными лозунгами: «Матисс — хуже абсента!» «Матисс сводит людей с ума!» А при личной встрече он оказывался похож на немецкого школьного учителя в маленьких очечках в золотой оправе.
Петр. Я видел его рисунки, где он сам себя рисовал. Мне понравилось, как он в зеркале отражается, когда рисует голую модель.
