Стая приближалась.
Воздух наполнялся свистящим шорохом и скрипением крыльев.
Плотная, тяжелая и теплая воронья стая неслась на трубу, заслоняя свет, обдавая нагретым птичьим запахом.
Анна, закричав, закрыла лицо руками.
Жужелица вскочил и стал махать шапкой. Несколько тяжелых птиц ударились об него. Стая, треща крыльями, шарахнулась в сторону.
Жужелица произнес, отдуваясь:
— Не я — спихнули б. — И потом добавил хвастливо: — Если б им ума прибавить, они нас здесь склевать свободно могли. Как волки в лесу, растерзали б.
Жужелица стал напарником Чибиревых и поселился с ними в бараке.
Напившись, Жужелица не показывался людям, а отсыпался где-нибудь на улице.
Придя на следующий день, он говорил искательно и кротко Анне:
— Брательник у меня старший дворник, сектант, непьющий, у него гостил.
Анна хмуро и безразлично отвечала:
— А мне что? Жена я тебе, что ли!
Жужелица становился грустным и заискивал перед Степаном, называя его уже не сынком, а почтительно — Степаном Максимычем.
Однажды, когда в бараке никого не было, Анна держа в платке на коленях деньги, отсчитывала Жужелице его долю за шестую их совместно выложенную трубу.
Жужелица, сияющий, праздничный, глядел счастливыми глазами на озабоченное лицо Анны и лукаво усмехался.
— Вот, — сказала Анна, аккуратно перевязывая стопку денег веревочкой, — бери на пропой.
Жужелица отстранил деньги и сказал:
— Не надо.
— То есть как это? — спросила Анна.
— Очень просто, нет надобности. Одним словом, бери и с тем будь хозяйкой, — объявил Жужелица и, решительно подтянув голенища новых сапог, поднимая голову, искоса тревожно посмотрел на Анну.
Анна не шелохнулась. Она только подняла руку к горлу и погладила шею, словно что-то мешало ей.
Она произнесла медленно, почти нараспев:
— Пока Степан не женится, не будет этого.
Но потом вдруг поспешно, со скорбью сказала:
— Какая тебе от меня радость, Захар? Тронешь ты меня, а я буду глаза закрывать. Максима видеть буду. Постыло все мне это.
Жужелица сипло спросил:
— Не любишь, значит?
— Нет.
— Значит, уйти мне лучше?
— Уйти.
На следующий день Жужелица исчез, и его больше никто не видел.
Со временем переменился характер Анны.
В повадках ее появилась нарочитая грубость.
Одевалась теперь она в мужские ватники, стала курить махорку. Некрасиво остригла волосы.
Сама договаривалась с подрядчиками, яростно торгуясь за каждую копейку.
Иногда в минуты тоски Анна говорила сыну:
— Куликов сопля, мразь, ведь он кирпичи с воза в штабеля сложить не может. А со мной с осанкой, с ухмылкой. «Все равно, — говорит, — ты баба, а что на трубы лазаешь, так это от бешенства. Дать тебе мужика, враз бы присмирела». Хотела я ему киянкой по башке…
