, или, как звала Лиза — ваш любящий «младшенький»…»
Лицо Кирсанова на мгновение изменилось. Оно будто начало оживать. Но вместе с этим эффектом выхода из состояния транса произошло и еще кое-что. Сначала наморщился Ванин лоб, дернулись тонкие мальчишеские губы, а в завершение всего этого процесса на глаза навернулись огромные слезы. Федечка заметил это. Впрочем, так же как и вынырнувшие из-за дверного косяка Санчо и Клавдия. Осуждать мальчика за его слабость никто не стал. Всем было понятно, что слезы сейчас — наилучший выход для поселившейся в сердце боли.
— Совсем не каракули, Вань, — только и сказал Розгин. — Отличный почерк, легко читается… И мысли…
Ваня заплакал, громко, по-детски, и почти тут же уткнулся в Федечкино плечо. Плач Кирсанова быстро перешел в сотрясающие тело рыдания. Клавдия бросилась вперед.
— Все, Федь! — осторожно, но с долей нажима произнесла она, обращаясь к племяннику. — Теперь отойди! Если расплакался — ничего теперь страшного с ним не будет!..
Клавдия с легкостью, что в общем-то было неудивительно при ее комплекции и по-мужски крепких руках, подхватила с пола рыдающего Ивана и поставила его на ноги. Затем подвела мальчика к низенькому дивану, стоящему здесь же, в рабочем кабинете покойного Владимира, и ласково усадила его рядом с собой.
— Плачь, маленький, — тихо произнесла она, проводя рукой по светлым взъерошенным волосам Кирсанова. — Плачь… Это полезно, это хорошо… Не стесняйся, родненький, не удерживай слезы… Вся первая боль так и вымоется из организма… Есть жизнь, а в ней есть смерть, малыш, и ничего мы с этим не поделаем… Плачь, родной…
К рыданиям мальчика почти тут же присоединилось громкое шмыганье носом откуда-то со стороны порога. Клавдия подняла голову и увидела замершего в проходе Мошкина. Не в меру расчувствовавшийся помощник народного избранника быстро отвернулся и утер глаза рукавом просторной рубашки. Безутешные рыдания Ивана начали постепенно затихать. Мальчик поднял голову, внимательно и все еще с грустным выражением лица оглядел окружающих его людей — так, будто увидел их только сейчас.
— Мама жива, правда? — прозвучал первый нерешительный вопрос.
— Жива. — Клава кивнула.
— И будет жива? Она не умрет?
— Нет, конечно! — Розгина постаралась, чтобы ее голос звучал как можно увереннее. — Раз ты приехал. Ты поможешь ей… Ну, вернуться.
Голубые глаза мальчугана пристально уставились на незнакомую, но такую добрую женщину. Ему хотелось ей верить, но на душе по-прежнему было неспокойно.
