— Не знаю. — Федор Павлович пожал плечами. — Из всего, что наросло… У нас красная смородина растет… — Он помолчал секунду. — А метка — черная. Так?
— Какая еще «черная метка»? — Впервые за весь разговор Ессентуки откровенно растерялся.
— Которую ты мне привез. Как курьер.
— Да бог с тобой, Лавр. — Тот от души рассмеялся и взмахнул обеими руками сразу. — Зачем тебе метки какие-то возить, если ты с острова сокровищ добровольно съехал…
Лавр ничего не ответил. Молча ожидал продолжения и не ошибся в предполагаемых расчетах.
— Добровольно, но на определенных условиях, — вкрадчиво молвил Ессентуки. — Верно?
— Условия по пунктам никто не обговаривал.
— Есть вещи очевидные. Я и то понимаю. А ты раз в сто умней меня. Если кого-то двигают во всякие там верхние, средние и нижние палаты, если кому-то помогают туда пролезть, значит, и на ответные услуги можно рассчитывать. Правильно?
— Я занят именно нашими делами.
— Пацанвой дикой? — усмехнулся Ессентуки, и его последнее изречение ясно дало понять Лавру, что про него в определенных кругах известно гораздо больше, чем он рассчитывал. Выходит, за ним постоянно ведется наблюдение.
— Пацанва эта — не с Марса, — тем не менее резонно заметил он.
— Там, — длинный тонкий палец Ессентуки указал в направлении низенького потолка веранды, — никто не против. Занимайся, пожалуйста. Красиво, благородно. Только зачем при этом ссориться с полезными людьми?
Лавр горько усмехнулся. Теперь он уже с легкостью улавливал суть беседы. Вот, значит, где собака зарыта.
— Кекшиев? — на всякий случай уточнил он.
Ессентуки кивнул:
— Он.
— Оперативно настучал.
— Лавр, Лавр!
— Чего «Лавр»? — огрызнулся Федор Павлович, и в глазах хозяина дачи появился такой знакомый Ессентуки холодный блеск. — В задницу его целовать? С ладони его прикармливать там решили?
— Именно что с ладони.
— Не буду, — жестко молвил депутат. — За каким дьяволом?
Ессентуки склонился вперед и поставил стакан морса на столик.
— В Екатеринбурге Хомута взяли, — доверительно сообщил Лаврикову собеседник самое сокровенное.
— Да ладно… — не поверил на мгновение опешивший хозяин.
— Факт.
Без сомнения, Федора Павловича озадачило сие горестное известие. Во-первых, по причине того, что он и сам был лично знаком с вором в законе по прозвищу Хомут и в некоторой степени даже уважал его, как человека сугубо правильного, старой закалки. Во-вторых, ему ли, Лавру, было не знать, к каким последствиям может привести арест такого большого по воровским меркам человека. Теперь и его это дело коснется.
