Чужая война | страница 14



— Александр Первый, — внес полную ясность Лавриков и справедливости ради счел нужным добавить: — Только он сначала умер для публики.

Незваный визитер откинулся на плетеную спинку кресла. Новый неспешный глоток морса, новая затяжка сигаретой.

— Во-во, он умер. Да и врут, наверно, про такой уход.

— Может, и врут. А может, так и было.

— Но зачем? — На лице Ессентуки отразилось полнейшее недоумение. Такие тонкости были вне сферы его понимания.

Лавриков, наконец, последовал примеру своего гостя и, опустошив до дна стакан морса, выудил из пачки папиросу.

— Как говорит Санчо… — он прикурил от спички и помахал ею в воздухе, укрощая миниатюрное пламя, — чтобы не жег позор за неправильно прожитые годы.

— Санчо скажет… — хмыкнул Ессентуки. — А тебе это зачем? Ты-то смерть не изображал.

— Не. Меня в натуре убивали.

— Ну и мог бы взять госдачу. Предлагали ж тебе. Сигнализация, охрана.

Лавр внимательно вгляделся в лицо собеседника и даже слегка подался корпусом вперед.

— Откуда знаешь, что мне предлагали? — с прищуром в глазах спросил он.

Но человек, некогда занимавший при Федоре Павловиче весьма почетное положение шефа секьюрити, тоже не зеленым пацаном был. Жизнь научила Ессентуки многим тонкостям конспирации и правильного ведения разговора. Такого на мякине не проведешь.

— По логике, — с ходу ответил он, ни на минуту не смутившись прямого вопроса. — Всем предлагают.

— Только по логике?

На этот раз собеседник выдержал паузу. Впрочем, Лавр не сомневался, что и она, эта самая злосчастная пауза, была заготовлена у визитера заранее. Заранее отрепетирована.

— Не только, — уклончиво признался Ессентуки.

Лавриков вернулся в исходное положение, откинувшись в кресле. Пыхнул папиросой, и его лицо сразу скрылось за плотной дымовой завесой.

— Я к халяве не приучен. — Федор Павлович гордо вскинул голову кверху. — Когда дают, могут и отобрать. А здесь я сам себе хозяин.

— Ой ли, Лавр? — послышался в ответ новый прозрачный намек.

Лавриков разогнал дым рукой. Игры в прятки начинали затягиваться и вызывали вполне естественное раздражение.

— Ладно, хватит крутить, Ессентуки. — Новоиспеченный депутат нахмурил широкие брови. — «Негоже», «ой ли»… Прямо дед Мазай без зайцев какой-то. Ты с кем сейчас? Ты кто?

Ессентуки докурил сигарету и осторожно загасил ее в стеклянной пепельнице, выуженной до этого Лавром из-под стола. Когда Клавдии не было дома, Федор Павлович позволял себе втихаря покуривать на веранде.

— Я не так чтобы большая фигура, — честно, без пафоса признался широкоплечий детина. — Совсем не фигура. Но зато работа не скучная. По стране езжу в командировки. Встречи, проводы… Типа курьера. Мотаюсь от самого верха до самого низа. — Он сделал очередной глоток из зажатого в руке стакана. — Вкусный морс. Из смородины черной?