Безумца, исполненные ярости и страсти,
Мы ведь знаем — знаем по собственному опыту, как много в этом мире добра: дел милосердия, доброты сердечной, проявлений сочувствия, доброжелательства к ближнему, девочек и мальчиков, помогающих людям.
Так откуда же эта фантастическая атмосфера ежедневных сообщений о том, что происходит вокруг — о реальных фактах?
Чтобы написать роман в нынешнем — 1970-м от Рождества Христова — году, нужно осмыслить окружающую нас действительность. И если она фантастична, книга должна быть такой же. Она обязана стать фантастикой — откровенной фантастикой, — чтобы отразить невероятные факты нашей повседневности.
Можно ли вообразить фантастический заговор? Тайную Битву за Власть?
Может ли маниакальная страсть к разрушению породить новый мир? А нельзя ли сделать еще один шаг и предусмотреть средства спасения, какими бы фантастическими и неосуществимыми они ни казались?
Нет ничего неосуществимого — учила нас наука.
Эта история по сути своей фантастична. Но она и не претендует на большее.
И однако, то что в ней происходит, или вот-вот случится, или уже происходит в современном мире.
Эту историю нельзя назвать невероятной — она всего лишь фантастична.
Книга первая
ПРЕРВАННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Глава 1
Пассажир из Франкфурта[9]
«Пожалуйста, пристегните ремни». Пассажиры — довольно пестрая компания — не спешили выполнять указание. Казалось, до Женевы еще лететь и лететь.
Кое-кто просыпался, потягиваясь и позевывая. Тех, кто не желал просыпаться сам, вежливо, но настойчиво будила стюардесса:
— Пристегнитесь, пожалуйста.
Из динамика послышался сухой невыразительный голос, сообщившим поочередно на немецком, французском и английском языках, что самолет входит в зону неблагоприятных погодных условий. Сэр Стаффорд Най широко зевнул и выпрямился в кресле. Ему снился чудесный сон — будто он снова в Англии и ловит рыбу.
Это был смуглый, среднего роста мужчина сорока пяти лет, чисто выбритый и одетый с явной претензией на эксцентричность. Впрочем, принадлежность к древней английской фамилии давала ему право и не на такие вольности. И если кое-кого из его более респектабельных коллег от этого заметно коробило, он испытывал неимоверное удовольствие с примесью легкого злорадства. В нем было что-то от щеголя восемнадцатого века. Он любил привлекать внимание.
Путешествуя, он оригинальности ради облачался в некое подобие разбойничьего плаща, купленного когда-то давно на Корсике
