— Я попала в беду и не знаю, что делать. Есть один человек, которого я люблю… в самом деле очень люблю. Мы были влюблены друг в друга в юности, нас разлучили жестоко и безжалостно. Теперь мы встретились снова.
— Да?
— Я… теперь я намереваюсь встретиться с ним. О, вы, конечно, думаете, что это нехорошо, но вы не знаете всех обстоятельств. Мой муж невыносим, он обращается со мной просто чудовищно.
— Да, — повторила Кэтрин.
— Вы спросите, что же меня тогда мучает? Я обманула отца… Это он провожал меня сегодня на вокзале. Он хочет, чтобы я развелась с мужем, и, конечно, у него и в мыслях нет, что я собираюсь встретиться с тем человеком. Он бы сказал, что это непростительная глупость.
А вы сами так не думаете?
— Я… думаю, что он прав.
Рут Кеттеринг взглянула на свои руки. Они дрожали.
— Но я не могу теперь повернуть назад.
— Почему?
— Я… все уже договорено, и, потом, это разобьет его сердце.
— Не обольщайтесь. Сердца, как известно, сделаны из замечательно прочного материала, — здраво заметила Кэтрин.
— Он подумает, что у меня не хватило смелости и силы духа.
— Мне кажется, вы затеяли ужасную глупость, — сказала Кэтрин. — Да вы и сами это понимаете.
Рут Кеттеринг спрятала лицо в ладонях.
— Я не знаю… не знаю. С тех пор как мы отъехали от вокзала, меня не покидает ужасное предчувствие… предчувствие какой-то беды, беды, которой не избежать.
Она судорожно сжала руку Кэтрин.
— Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума, раз говорю такие вещи, но я уверена — случится что-то ужасное.
— Не нужно об этом думать, — сказала Кэтрин, — постарайтесь взять себя в руки. Вы могли бы известить вашего отца телеграммой из Парижа, и он тут же приедет к вам.
Лицо ее собеседницы просветлело.
— Да, это можно сделать. Милый, старый папа! Так странно… но я только сегодня поняла, как сильно люблю его.
Она выпрямилась и вытерла слезы.
— Я вела себя страшно глупо. Я так признательна вам, что вы позволили мне выговориться. Сама не пойму, почему это я впала в такую истерику.
Она поднялась.
— Теперь все прошло. Наверное, мне необходимо было с кем-то поделиться. Сейчас просто не представляю себе, как это я могла так раскиснуть, какая я все-таки идиотка.
Кэтрин поднялась тоже.
— Я рада, что вы чувствуете себя лучше, — сказала она, стараясь говорить обыденным тоном: ей было слишком хорошо известно, что вслед за признаниями является неловкость и замешательство. Она прибавила тактично: — Мне нужно вернуться в свое купе.
Кэтрин вышла в коридор, и тут же из смежного купе показалась горничная. Девица взглянула в сторону Кэтрин, на кого-то за ее спиной, и на лице ее отразилось сильнейшее удивление. Кэтрин обернулась, но тот, кто вызвал интерес горничной, уже успел скрыться в своем купе.
