Таких загадок он не любил.
Рут Кеттеринг явно его ждала. Она бросилась отцу навстречу и поцеловала его.
— Как дела, папа?
— Отлично, Рут, но мне нужно тебе кое-что сказать.
Он сразу же почувствовал в дочери перемену: непосредственность, с которой она его встретила, сменилась настороженностью. Она с выжидающим видом опустилась в глубокое кресло.
— Слушаю тебя, папа.
— Сегодня утром я беседовал с твоим мужем.
— Ты видел Дерека?
— Именно. Он наговорил много чего, в основном глупостей и дерзостей. Однако перед уходом он произнес слова, которых я не понял. Он просил передать тебе, чтобы ты была со мной более откровенной. Что он имел в виду, Рут?
Миссис Кеттеринг беспокойно заерзала в кресле.
— Я… я не знаю, папа. Откуда мне знать?
— Ты не можешь не знать, — возразил ван Олдин. — Еще он сказал, что у него свои друзья, а у тебя свои. А это как понимать?
— Не знаю, — повторила Рут.
Ван Олдин сел, у его губ появилась жесткая складка:
— Пойми, Рут. Я не собираюсь приступать к этому делу с завязанными глазами. Я вовсе не уверен, что твой муж такая уж безобидная овечка. Сейчас-то он не опасен, это я точно знаю. У меня есть средства заставить его молчать, заткнуть ему рот, причем надолго, но мне хотелось бы знать, есть ли необходимость в применении таких средств. Что он имел в виду, когда говорил, что у тебя тоже есть свои друзья?
Миссис Кеттеринг пожала плечами.
— У меня масса друзей, — сказала она уклончиво, — я, право, не знаю, что он имел в виду, уверяю тебя.
— Нет, знаешь.
Сейчас ван Олдин говорил агрессивно, с напором, так, как привык говорить со своими противниками.
— Ладно, я поставлю вопрос по-другому. Кто этот человек?
— Какой человек?
— Тот самый. Тот, кого имел в виду Дерек. Твой друг. Тебе не нужно тревожиться, дорогая, я понимаю, тут нет ничего предосудительного, но мы должны предусмотреть все, что может всплыть на суде. Они могут уцепиться за это, сама понимаешь. Я должен знать, кто этот человек и каковы ваши отношения.
Рут нервно теребила пальцы.
— Подумай, малышка, — смягчился ван Олдин. — Не бойся старика отца. Я ведь не был с тобой суров, даже тогда в Париже, правда?
И тут вдруг его осенило.
— Так вот это кто, черт возьми, — пробормотал он. — Не зря же его лицо показалось мне знакомым.
— О чем ты говоришь, папа? Я не понимаю.
Миллионер подошел к дочери и крепко сжал ее запястье.
— Послушай, Рут. Ты снова встречаешься с этим типом?
— С каким еще типом?
— С тем самым, который принес нам немало хлопот много лет назад. Ты отлично знаешь, о ком я говорю.
