Он каменеет, и сердце будто останавливается, чтобы рвануть в новом ритме, разгоняя вновь нахлынувшую боль.
– Да, – отвечает Марк на все ее вопросы скопом: на высказанные и те, что так и не сорвались с губ. И слезы все же срываются с ресниц, катятся по щекам. – Мой брат переспал с моей женой практически на глазах у моей дочери.
И перед глазами картинки прошлого: Лилька, выгибающаяся дугой в оргазме, царапающая покрытую испариной мужскую спину, и ритмичные, грубые движения мужчины, и насмешка в стальных серых глазах брата без намека на удовольствие.
Ненависть мутной жижей затапливает разум, перед глазами расстилается алая пелена, его накрывает духота, и рука сжимается на тонкой шее.
– Марк! – голос доносится как сквозь вату. – Марк!
Тонкие пальчики царапают руку, рвут рубашку, и боль в паху вышибает дыхание, отбрасывая в реальность. К перепуганной насмерть пташке, сбегающей в ванную. Марк, согнувшись пополам, оседает на пол, рыча от боли в ушибленном месте и простреливающей ноге. Тяжело дышит, проклиная все на свете. Прижимается спиной к стене, восстанавливая дыхание и разгибая сведенную судорогой ногу. И хриплый смех дерет горло. Вот так девчонка ему досталась: замечательная, умопомрачительная и просто невероятно сильная. Страшно только представить, что произошло бы, не останови она его точным ударом в самое чувствительное место.
– Алиса, выходи! – кричит он, но голос срывается. – Выходи, пташка, я не трону тебя, обещаю.
Но она не слышит, прячется. А Марку хочется курить. До ломоты в зубах и звона в ушах. Он нащупывает в кармане брюк пачку сигарет, закуривает. Сизый дым заполняет легкие, горьким облаком скользит по комнате. Он выкуривает сигарету с темным фильтром, сидя на полу. Сминает окурок о набалдашник трости, прячет в карман. Прикрывает глаза, растирая ногу. Боль острыми зубами вгрызается в мышцы, надкусывает кости. Марк так и слышит, как хрустит бедро и судороги выворачивают ступню. А до таблеток далеко. Он прикрывает глаза, стискивая зубы. Дышит глубоко. Отсчитывает секунды. Полторы минуты – и боль откатывается, судороги растекаются колючими отголосками. Теперь можно встать. Подтянув больную ногу, отползает к кровати, упирается ладонями, подтягивается и встает на ноги. Ступню выкручивает, и он снова едва не падает, но удерживается, упершись в стену. Выдыхает.
Нужно уйти. Пока пташка прячется в ванной. Уйти и подумать о том, что он натворил. Как так вышло, что он сорвался? Как допустил, чтобы прошлое взяло верх? И что было бы, не ударь она его. Уйти. Но он подходит к двери ванной, стучит. Никто не отзывается. Вода шелестит струями душа.
