Но когда на следующее утро была распространена служебная записка, в которой обещалось прекратить увольнения на «Джулиене Кане», рабочие пришли к выводу, что «Титаник» — действительно серьезная компания. Тут же начались разговоры о новой прогрессивной системе, появились идеи насчет того, что теперь можно будет работать сколько захочется, хотя большинство заявляло, что никогда не расстанется со своими родными Нью-Джерси или Нью-Йорком.
Все стали обсуждать проблему прибылей и убытков, словно они уже стали акционерами компании. К работе теперь относились с большей тщательностью — и при нарезке кожи, и при изготовлении обуви. Заметив малейший брак, тут же бежали к своему прорабу, потому что брак означал потерю денег. С особой гордостью стали следить за чистотой помещения, а когда на восьмом этаже закончилось строительство нового туалета, все стали пользоваться только им — приятно было смотреть на чистые белые писсуары, раковины, машины для сушки рук. Потом, спускаясь на свои этажи, они невольно сравнивали всю эту чистоту с расположенными на них загаженными унитазами, причем сравнение это было разительным, как день и ночь, и им приходилось признать, что «Титаник» действительно заботится о своих людях и что работать на него чертовски приятно.
Но сохранялись и ворчуны, причем ничто, казалось, не могло изменить позицию этих людей. Они говорили: «Посмотрите, сколько людей уволили из пошивочного, сколько из каблучного; а что произошло на девятом этаже — людей „отщелкали“, как мух, и всех компьютерщиков разогнали. Все это сегодня, а что будет завтра и не окажусь ли я следующим?» Происходило это потому, что, несмотря на все обещания, данные «Титаником», всегда находились люди, которые в силу своей природной недоверчивости попросту не могли объективно оценивать факты. Ворчуны твердили, что пусть им только существенно поднимут зарплату, а уж они готовы продолжать пользоваться ржавыми баками в старых туалетах. Но где это повышение? Одни разговоры, и никаких денег. И кому нужны все эти автоматы по продаже кока-колы на каждом этаже? И почему мы не можем переключаться на повременную работу, когда сдельная заканчивается? И как это приятно — получить струю воды из шланга в лицо. И что такого уж плохого в подворовывании? Компания получает солидную прибыль, так почему бы не позволить нам изредка прихватить с собой парочку туфель?
Вот какие разговоры вели ворчуны.
А потом, словно по мановению волшебной палочки, причем гораздо скорее, чем этого можно было ожидать, словно с целью показать ворчунам, что они сами толком не понимают, о чем говорят, зарплата была повышена. Совсем ненамного, где-то на пять-шесть тысячных доллара за операцию, но ведь это в любом случае была прибавка к деньгам, на которые жили рабочие, и деньги эти оказались в их бумажниках. О, какое это было великое дело, определенно, самое что ни на есть позитивное и приятное. «Да здравствует „Джулиен Кан“! — скандировали рабочие. — Да здравствует „Титаник“!»
